Умер-шмумер

Вильмонт Екатерина Николаевна

— Доброе утро, — растерянно пробормотал он.

Женщина окинула его оценивающим взглядом:

— Вы и есть Влад?

— Ну да…

— Идите, идите, можете заглянуть во все шкафы, я разрешаю! — дрожа от злости, твердила Алла. — И под кровать тоже!

— Аллочка, перестань, — поморщилась Белла Львовна. — Молодой человек, Ника действительно уехала, поверьте мне.

Ей он почему-то сразу поверил. У него опять невыносимо заболело под ложечкой, он даже скрючился.

— Что это с вами? Нечего тут трагедии разыгрывать, притворяйтесь где-нибудь

в другом месте.

— Алла, он не притворяется. — Белла Львовна подошла к нему:

— Сядьте, что с вами? Где болит?

— Вот тут, — простонал он.

— С вами это бывает?

— Да.

— Нервное?

— Да.

— Понятно. Ну ничего, сейчас пройдет. — Она вышла и вернулась с какими-то таблетками и стаканом воды. — Вот выпейте, не бойтесь, я врач.

Ее спокойный и даже сочувственный голос был ему приятен. Он проглотил таблетки.

— А теперь вам надо прилечь, выпрямиться, идемте.

Она провела его в комнату и указала на диван:

— Лягте, расслабьтесь и расстегните ремень.

Он послушно все выполнил.

— Мама, я ухожу! — услышал он голос Аллы. — Вернусь, когда он свалит… не могу!

Громко хлопнула входная дверь.

— Почему она меня так ненавидит? — спросил он, когда Белла Львовна подошла к нему.

— У нее есть на то причины… — грустно проговорила она.

— Но она же меня не знает… И потом, я ничего плохого Нике не сделал, мы провели чудесный день, все было прекрасно… Я не понимаю… Я пришел просить ее руки… а она уехала… Это она от меня сбежала, да?

— Ну раз вы так разболтались, значит, вам немного легче?

— Да, спасибо. Не волнуйтесь, я скоро уйду.

— Наверное, так будет лучше.

— Вы тоже меня ненавидите, но клятва Гиппократа и все такое… да?

— Да нет, почему я должна вас ненавидеть? Мало ли что в жизни случается, мы все не без греха…

Просто Аллочка в свое время много сил положила, чтобы спасти Нику, и, казалось, ей это удалось, а тут вы…

Он сел на диване:

— Спасти? Вы сказали — спасти? Но от чего? Я ведь не знаю. Она мне ничего такого не рассказывала, она сказала, что у нее все нормально, что она три раза была замужем, а теперь живет с каким-то певцом…

— С певцом? С каким певцом?

— С камерным. Камерный певец по имени Гриша, которого она, видите ли, обожает…

— Гриша? Вы уверены?

— Ну она мне так сказала… Призналась, что поняла, будто вообще любить не способна, я спросил, а этого Гришу ты не любишь? Она сказала, что обожает…

— О господи, — как-то невесело рассмеялась Белла Львовна. — Вы знаете, кто этот камерный певец? Это ее кот Гришка! Она всегда утверждает, что он как-то необыкновенно поет…

— Кот? — поразился он. — В каком смысле — кот?

— В прямом. Сибирский здоровенный котище…

Она показывала его фотографию…

— Так… Значит, она наврала про певца… А что еще она мне наврала?

— Боюсь, что все.

— Но что? Что именно? Умоляю, расскажите…

— Не надо, лучше вам этого не

знать, если Ника сама вам не сказала, я не вправе… Да и вообще она уж сделала свой выбор…

— Какой выбор? Какой выбор? — почему-то страшно испугался он.

Белла Львовна смотрела на него с жалостью.

— Я вас умоляю! Хотите, стану перед вами на колени? Расскажите мне, что там за тайны такие, объясните, почему она сбежала? Все ведь было так хорошо, так чудесно…

— Вам легче?

— Да, легче, спасибо. Вы хотите, чтобы я поскорее ушел?

— Нет, пожалуй, вам и вправду следует кое-что знать… Вот что, молодой человек, поднимайтесь.

Я сегодня еще не пила кофе, а без кофе я не живу.

Вы завтракали?

— Нет.

— Вам надо выпить горячего чаю и что-то съесть. Идемте на кухню, и после завтрака я вам все расскажу. А там уж вы сами будете думать…

Он с наслаждением выпил стакан горячего чаю, но есть не мог. А Белла Львовна медленно и задумчиво пила свой кофе. Он чувствовал, что сейчас услышит что-то тяжелое, что-то такое, что может отравить его спокойную жизнь… А может, уйти?

Не знал, и не надо. Ника сделала какой-то там выбор, ну и на здоровье, а я-то тут при чем? Но он сидел и умоляюще смотрел на старую женщину.

— Белла Львовна, к чему эти тайны? Расскажите все как есть, — наконец взмолился он. — Я так понимаю, что во всем этом вы вините меня, так, может, я смогу хоть отчасти оправдаться…

— У вас есть сигареты? — вдруг спросила она.

— Я давно бросил.

— Я тоже…

— Может, сбегать?

— Да нет, ни в коем случае… Просто тяжело заводить этот разговор…

Господи, что ж там такое?

— Не знаю, с чего и начать… Видите ли, когда вы решили остаться за границей, вернее, когда это стало известно, Ника, конечно, была убита, но ни одного худого слова в ваш адрес не только не сказала, но и другим не позволяла… Хотя многие от этого пострадали в вашем институте, да и саму Нику таскали в КГБ…

— Я ее спрашивал, она сказала, что ничего такого не было!

— Она не хотела вспоминать, боялась показаться вам неблагополучной, несчастной…

— Она несчастна? Из-за меня?

— Да нет, из-за себя скорее…

— Ее мучили гэбэшники?

— Тогда? Нет, то есть это было очень неприятно, но ничего такого уж страшного. Там тоже не сплошь идиоты сидели, поняли, что она просто наивная влюбленная девочка… Но вот потом, когда пришло известие о вашей смерти…

— Что тогда? — замирая, спросил он.

— Тогда она просто сошла с ума. Она повсюду и во весь голос заявляла, что вас убило КГБ, что вы, будущий великий ученый, выбрали свободу, а вас убили на взлете, ну и еще всякую такую гневную чушь… Ее пытались вразумить, но куда там! В результате ее выперли из института, но это бы еще полбеды… Эта дуреха связалась с какими-то сомнительными диссидентами, вела себя более чем неосторожно, я деталей не знаю даже, но, короче, ее арестовали, и в результате она оказалась в психушке…