Умереть без свидетелей
Шрифт:
В дверь заглянула Нина, секретарь полковника.
— Василий Пименович просит всех в кабинет, — сказала она.
Полковник милиции Бирюков оторвал глаза от вороха бумаг на столе, осмотрел всех и потянулся к пачке «Любительских».
— Все? А Корда?
— Сейчас подойдет, Василий Пименович.
Бирюков закурил. Порылся в бумагах и вытащил листок.
В дверь протиснулся Корда и сел в углу.
— Вот что, товарищи, — Бирюков обвел собравшихся взглядом, — сейчас установлено: до встречи с неизвестным Лена у подъезда была не одна. Она разговаривала
— Любопытно…
Леденев поджал под стул ноги.
— Девица эта легкого пошиба, завсегдатай на танцах, знаю о такой, — сказал Корда.
— Пошли-ка, ребята, — Леденев встал, обнял за плечи своих товарищей. — Ниточка, кажись, появилась неплохая…
11
«Ниточка неплохая»! — передразнил он себя. — Какая тут ниточка, тут клубок настоящий скрутился… Интересно, о чем она думает сейчас?»
Он поднял глаза, внимательно посмотрел на девчонку, которая сидела на стуле, поставленном сбоку. Взбитые волосы выкрашены в ярко-рыжий цвет, губы накрашены, нога на ногу, пальцами барабанит по коленке. Юбчонка узкая, сшитая из дешевенького материала, туфли модные, да старенькие, подбивала их раз десять… Глаза злые, смотрят с вызовом, а где-то в глубине, на самом дне их, настоящая боль.
— Светлана, — сказал Леденев. — Верно? Так зовут тебя?
— Так.
— А что это за Волчок такой?
— Кличка.
— Клички у собак бывают… А ты, по-моему, человек…
— Ты мне, начальник, лекций не читай. Спрашивай, что надо, и баста.
— А зачем глаза-то подводишь?
Она хмыкнула, дернула худым плечом.
Ее уже допрашивали в Октябрьском отделении милиции как знакомую Лены. Волчок дала обычные показания: «Да, Лену знаю, в тот вечер видела на танцах, с кем она ушла, не заметила». Таких показаний в уголовном розыске было уже предостаточно.
И вот поступили данные, что Волчок солгала. Она видела Лену уже после танцев.
— Что же ты не сказала об этом в первый раз? — спросил майор Леденев.
Она не ответила.
— Будем молчать? Да?
— А чего… Можно закурить?
Щуплая фигурка в коричневом плаще, патлатый начес на голове и жирно подведенные глаза.
— Работаешь?
— Нет.
— Учишься?
— Нет.
— Лет-то сколько?
— Семнадцать.
— Да… Ну, хорошо. Рассказывай, что тебе известно. Ты видела Лену на танцах? С кем она танцевала?
— Не помню.
— А кто ушел ее провожать?
— Не знаю.
— Вас видели вместе. О чем вы говорили в тот вечер?
— Не помню.
— После танцев ты видела Лену?
— Видела.
— А почему ты на первом допросе об этом не сказала?
— Я забыла.
«Крутит девчонка», — подумал Леденев.
— Ну, давай дальше, Света. Значит, после танцев ты…
По ее показаниям выходило, что она увидела Лену, когда та шла домой. Они дошли вместе до подъезда, потом прошли немного вперед, к проспекту Мира, и расстались.
Лена повернула домой, а Света вышла на проспект и увидела знакомых парней.
— Кто они, фамилии, имена? — спросил Леденев.
— Мишка, Алик и, кажется, Сенька.
— Почему «кажется»?
— Его больше по кличке зовут — Фрей.
Выясняется, что она села с Аликом на мотоцикл и до часу ночи каталась по ночному городу.
— Спичку можно?
Волчок достает сигареты, нервно разминает, закуривает, несколько раз судорожно затягивается дымом. Курит она, как говорится, «по-страшному». На танцплощадке Волчок шныряет среди ребят, «стреляя» сигарету. Об этом и сейчас говорит без стеснения.
— И пивком балуешься? — спрашивает Юрий Алексеевич.
— Вот еще!
Она с презрением отворачивается.
— А что же ты пьешь? Вино?
— Вино мне нельзя, желудок больной. «Столичную» пью.
— А где же деньги берешь?
Она с неподдельным изумлением смотрит на майора, задавшего вопрос: что, мол, за наивный дядька.
— А ребята… Они угощают.
— Ну… а родители как?
— Что мне родители, я сама, — хихикнула, — могу быть родительницей…
«Вот и поговорили с ней, — думает Леденев. — Семнадцать лет девчонке».
Три часа идет допрос. Точно установлено, что и на этот раз она лжет, многое скрывает, вертится, изворачивается. Волчок. Известно, что они с Леной дошли-таки до проспекта Мира, повернули к кинотеатру «Заря». Здесь Лену отозвал какой-то парень и минут десять говорил с ней. Света стояла в стороне, но парня, естественно, видела. Важно установить, кто этот парень, о чем он говорил, куда потом пошла Лена.
— Не было никакого парня, никуда мы с ней не ходили, ничего я не знаю…
Она твердо стояла на своем, но Леденев чувствовал, что Света явно что-то скрывает, чего-то боится.
И еще час разговоров о смысле жизни, попыток склонить Свету к задушевному разговору. Ох, и труден этот разговор, когда сидит перед тобой вот этакий Волчок, изверившаяся, с опустошенной душой девчонка. Каким тактом, поистине педагогическим талантом надо обладать, чтобы заставить ее поверить в себя и вот в этих людей, искренне старающихся помочь и ей, и другим заблудшим. И по какой статье уголовного кодекса осудить тех, кто сделал ее такой…
— Ну, скажи, Света, может быть, ты боишься кого? Неужели ты думаешь, что мы, вся милиция, не сможем тебя защитить от любой нечисти?! — спросил майор.
Леденев тяжело опускается на стул.
— Видишь ли, Света, — говорит он, — тебе сейчас семнадцать… Ты хороша собой потому, что молода… Парни цепляют тебя — ты никому не откажешь, лишь бы водкой угостили да сигаретами. Ну, хорошо — сегодня один, через месяц десятый, а дальше что? Вот тебе двадцать, потом двадцать пять, ты ничего не умеешь, на лице у тебя морщины, да и каждый за десять метров увидит, что ты за человек, что у тебя за душой ничего, ничего нет, понимаешь? Обходить тебя будут, усмехаться, и только какой-нибудь пьяница дернет за рукав!