Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу
Шрифт:
Я молчал, ожидая продолжения. Коля поерзал на столе и, не дождавшись моей реакции, вынужден был продолжить:
– А во-вторых… – Пауза должна была придать его словам значительности. – Во-вторых, князь не вечен.
– С этим утверждением не могу спорить. Все мы смертны, – произнес я насмешливо.
– Боюсь, власть его будет недолгой. И мы обязаны воспользоваться представившимся случаем – раз и навсегда обезопасить Гильдию от любых перемен наверху.
– На Луну, что ли, отбываем – все скопом? – пошутил я, хотя стало мне совсем не весело. Вспомнил о
– Когда мы выполним все, что нам должно, я охотно посмеюсь вместе с тобой, Игорь, – с долей обиды сказал Коля. – И даже спляшу на могиле наших врагов. Если они нас не опередят… Тебя сегодня подстерегали по всем правилам. Молодец – выкрутился. А если бы нет? Или мы нанесем упреждающий удар, или нас сметут. Гильдия слишком ослабла, чтобы обороняться, но наступать мы еще способны. Хоть и не привыкли к этому, – с расстановкой произнес он. – Вот ты – не разучился атаковать?
Что-что, а это я всегда умел.
– Говори конкретней – недомолвки вот у меня где, – провел я пальцем по горлу. – Предлагаешь свергнуть князя?
Воевода качнул головой:
– Упаси боже… Просто мы не должны мешать, когда появится могучая супротивная сила. Реально способная отобрать власть. И нужно так подгадать… – В глазах Коли зажглись недобрые огоньки. – Если начнется буча, мы выступим третьей – примиряющей силой.
Боже мой!.. Я хорошо знал Колю. Если упрется, ни в жисть с места не стронешь. Аргументы «про» и «контра» небось давно продумал, выбрал наилучшую стратегию и теперь пойдет до конца.
– Пусть даже не сумеем взять верх в Столице, но уж провинция-то должна быть за нами, – продолжал Воевода. – Ей и самой обрыдло пожинать плоды дворцовых пе-реворо…
– Бодливой корове бог рогов не дал, – перебил я. – Кабинетные теоретики опасней стаи «гадеров». Нас никто не поддержит. Ты понимаешь? Ни-кто!
– А нам и не нужна помощь, – почти весело отвечал Коля. – И не страшен ропот толпы. Мы – лучшие мастера войны и должны громить любую силу.
Я вдруг понял, что он меня не слышит. Перечить ему – глупее, чем метать бисер перед свиньями.
– Мне надо подумать.
– Только недолго, – произнес братец без угрозы.
– А если я не соглашусь? – поднял я на него невинные глаза. Коля без труда выдержал мой взгляд.
– Придется менять Воеводу кедринской рати. Как это ни печально. А ты… – он сделал драматическую паузу, – дашь подписку о неразглашении и можешь двигать на все четыре стороны.
Мне хотелось спросить его: «А если не дам подписку?» – но я решил не совать пальцы в огонь. Хмуро поинтересовался:
– Еще вопросы есть?
– Отобедаешь со мной?
– Приезжай домой – там и погудим.
Коля лишь развел руками.
Больше всего мне было жаль погибшего Пенкина. А еще было жаль потерянного времени и того, что зазря прокатился в Каменск, бросив на произвол судьбы моих родных и собранную поштучно, боец к бойцу, рать.
Я чуть ли не бегом ринулся по коридору к выходу из здания. На парадной лестнице Блямбы меня окликнул дежурный, подал какую-то бумагу. Телеграмма-молния, присланная в Каменск полковником Ситниковым, была зашифрована его личным кодом, который наместник открыл мне, проявив тем самым величайшее доверие.
«Немедленно возвращайтесь благовидным предлогом тчк Подробности на месте тчк».
Произошло нечто ужасное. То самое, чего я так боялся. Самозаговором я перехватил холодную волну, покатившуюся меж лопаток, и отшвырнул ее куда подальше.
Прямо с вокзала, где меня дожидался армейский фургон с отделением бравых гренадер, я направился в Городскую Управу. Это была личная полковничья охрана, которой Ситников любезно со мной поделился. Даже гренадеры – удалые бабники, выпивохи и балагуры – сегодня выглядели присмиревшими.
Город притих, словно затаился в испуге. На улицах никого. Лишь полицейские патрули на каждом углу. Городовые испуганно озирались, держа пальцы на спусковых крючках автоматов. Настороженно провожали взглядами наш мотор, но документы проверить не пытались. А еще нам на пути попались два казачьих разъезда. Те и вовсе шарахнулись от нас, угрожающе выставив положенные на луку седла ручные пулеметы. Кони вставали на дыбы и ржали, будто увидев смерть. У входа в Управу нас встретил Ситников. Лицо его было серое, неподвижное, у рта горькие складки – не лицо, а маска скорби. Молча отдал честь, пожал протянутую руку. Мы поднимались по ступеням в сопровождении двоих моих парней и того самого отделения гренадер.
Двустворчатая дверь распахнулась, пропуская нас в обширный холл, и тут я увидел… Вывернутые наизнанку тела и-чу лежали повсюду: в комнатах и в коридоре, на парадной лестнице, на балконах и на кухне. Волосы у меня встали дыбом. Я шагал, огибая трупы, и машинально считал их. Где-то здесь был и Матвей Пальцев… Я слишком устал от невыносимой боли, слишком привык к постоянному ожиданию несчастья, очерствел душой – иначе меня давным-давно не было бы в живых.
– Проворонил я, – были первые слова наместника. – Виноват…
Я не ответил ему – язык присох к гортани.
Кто здесь, в Кедрине, мог применить этот старинный прием боевой магии Востока? Раньше я полагал, что не существует никакого «обращения через ось мира», – это лишь легенда, отзвук некоего колдовского приема, способного взять бойца как бы изнутри. В очередной раз убедился: мифы не врут, они – все та же реальная история Земли, хоть и не поддающаяся элементарной логике.
Удар нанесли перед самым «разбором полетов» – когда в Управе собралась большая часть Истребителей Чудовищ. «Я найду и покараю убийц – рано или поздно», – уговаривал я себя и сам себе не верил. Погибших этим не вернешь. Пятьдесят шесть человек – большинство тех, кого я уговорил выйти из подполья. Кого убедил, что нельзя отсиживаться, когда власть на нашей стороне, – иначе Гильдия никогда не возродится. Получается, подставил я их. Это я их убил, вытащив на свет божий. Я и Виссарион…