Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу
Шрифт:
Ивлев поздоровался, поддернул брюки, сел на принесенный надзирателем табурет и не спеша обрисовал мне сложившуюся ситуацию. Он выдержал внушительную паузу, очевидно рассчитывая, что меня проймет до самого нутра, а потом призвал спасти этот прекрасный город, на время позабыв о вражде и обидах.
– Предлагаю заключить сделку, – молча выслушав вице-губернатора, негромко произнес я. – Договор должен касаться всех двенадцати пленников. Без моего согласия никто из и-чу с вами дела иметь не будет. Это я вам гарантирую.
Похоже, он мне верил.
– Конкретней! –
– Амнистию просить не буду – бесполезно, – разогнул я первый палец из сжатой в кулак пятерни. – Денег нам не надо. Тем более здесь. Тем более от вас – то есть награбленных у народа. – Второй палец пошел в дело – вернее, вышел из него.
– Короче! – пробурчал Ивлев.
– Скоро дело делается, да не скоро сказка сказывается, – произнес я издевательски, да еще голосом Временного Правителя Сёмина-Ворчалова.
Потом мне рассказали, что старик почил в бозе за три дня до этого разговора. Временный Правитель лишь чуть-чуть не дожил до подготовленного сибирской гвардией дворцового переворота. Той самой гвардией, чьи бронированные дивизии снискали славу на полях Мировой, затем были расформированы, а личный состав спешен и сослан в дальние гарнизоны.
Действия заговорщиков были столь тщательно законспирированы, что Корпус Охраны так ничего и не узнал. Корпус Охраны, в руках которого находятся сейчас все реальные рычаги власти в стране, располагал лишь смутными слухами о растущем недовольстве в армии. Другое дело, что жандармы теперь всегда наготове.
Но Временный Правитель умер. И потому обе эти могучие силы застыли в ожидании дальнейших событий, не зная, как им поступить. Кто из сибирских политиков или партий рискнет и попытается взять бразды правления? В какие альянсы и контр-альянсы войдут претенденты? Какая будет международная обстановка? Чего ждать от чудовищ, а чего от ушедших в глубокое подполье и-чу?
Ивлев метал взглядом молнии. Он был убежден: пользуясь случаем, я вздумал над ним поиздеваться. И для меня было столь же ясно: мой собеседник выждет и непременно найдет возможность на мне отыграться.
Я продолжил:
– Господин генерал-губернатор подпишет соглашение и зачитает его по «тарелке». Заключенным в крепость и-чу отныне предоставляется пожизненное право сражаться с чудовищами, атакующими сибирскую землю. Мы приступаем к работе тотчас после первого их обнаружения на территории Каменской губернии.
У Ивлева глаза полезли на лоб.
– Зачем вам это нужно?
Я хотел было ответить: «Не твое собачье дело!» – но передумал.
– Пусть народ знает, кто на самом деле ратует за него. Тогда он сможет решить…
– Быдло никогда и ничего не решает, – процедил сквозь зубы вице, и лицо его на миг превратилось в крысиную мордочку. – Сколько можно питаться иллюзиями?
– Порой даже пирамида переворачивается вниз вершиной, а вода на огне замерзает.
– Ваше право – мечтать! – раздраженно махнул рукой Ивлев. – Мое дело – довести информацию до генерал-губернатора. Барская воля… – Поднявшись с тюремного табурета, он подошел к двери, стукнул кулаком и, как только она открылась, выскользнул в коридор.
Обитали ночнухи в тайге вокруг Каменска, облюбовав себе вершины вековых елей и лиственниц. Сосну они почему-то не жаловали. Не имея корма, чудовища медленно худели, слабели. Но гораздо скорее они теряли осторожность и выходили на охоту еще в сумерках, не покидая пригороды до самого рассвета. Голод – сильнее страха, жажда – сильнее боли…
Теперь они охотились с закрытыми глазами, с помощью одного лишь внутреннего зрения; отдельные особи начали приспосабливаться к свету. Естественный отбор перешел на галоп. Так что защититься от ночнух становилось все труднее.
Было раннее утро. Через город мы проехали в армейских бронемоторах. Беззлобно покрикивая, нас выгрузили на лесной опушке и под усиленным конвоем повели в сосновый бор. Солнце быстро поднималось к верхушкам деревьев – вот-вот вырвется из-за их высокого частокола и «зажжет» лес.
А пока разрозненные, негреющие, но ослепительные лучи пробивались сквозь разрывы в кронах и лупили по отвыкшим от яркого света глазам. Лес просыпался. Одна за другой вступали в тревожную перекличку оставшиеся зимовать птицы. Выводил дробь на сухом стволе неутомимый дятел. Пронзительно скрипели на ветру сцепившиеся верхушками сосенки – словно криком кричали.
После тюремной темноты и духоты мы едва держались на ногах, ослепленные солнцем и опьяненные воздухом, который был напитан лесными ароматами. Начальник конвоя, сформированного из солдат комендантской роты, жандармский ротмистр Строев оглядел нас скептически. Он не верил, что эти задохлики сумеют спасти город от безжалостного врага, перед которым спасовала и многотысячная полиция, и целая армейская дивизия, введенная в Каменск по личному приказу Хана.
Солдаты тем временем принялись рубить сухие сосенки, разбивать лагерь, ведь мы проведем под пологом леса не только день, но и целую ночь.
Мы постепенно привыкли к яркому свету, глаза перестали слезиться, и можно было толком осмотреться. Тонкие сосны с красновато-бурой корой высились вокруг, изо всех сил тянулись к солнцу, поднимаясь на двадцать саженей и лишь на самом верху образуя пучок веток – куцую крону. У их подножия росли вперемешку голые кустики черничника и заросли вереска, местами обнажая ярко-зеленые пятна мха и голубовато-серые – лишайника.
Островок бора окружали темные ельники. Чудовища, почуяв нас, должны спуститься с деревьев. Тут-то и начнется схватка. Ночнухи в поисках добычи могут за считанные часы преодолеть десятки верст. Мы выманим их на себя – всю нежить, собравшуюся вокруг Каменска, и покончим с нею разом.