Умка. Самый большой из маленьких попугаев
Шрифт:
– Ну расскажите о себе. Что вы, кто вы, зачем..
Я полистал портфолио, попутно рассказывая основные вехи своего профессионального пути.
– Все понятно. Старая школа. – морской волк кивнул, то ли одобрительно, то ли просто так, сбивая пепел с невидимой трубки. – У тебя вопросы есть? – он повернулся к бренд-менеджеру. Светловолосая покачала головой. – А у вас вопросы? – обратился он ко мне.
Я немного подумал и спросил.
– Чай на работе пить можно?
После работы в одном банке я всегда задаю этот вопрос.
– Да,
– В течение недели. Нужно только закрыть текущие проекты. А как срочно вы ищете человека?
Юрий переглянулся с девушками и усмехнулся.
– Вчера. У нас эта неделя на собеседования. Так что до пятницы мы вам перезвоним.
– Да, это было бы неплохо. Сейчас такой круговорот людей в природе, что к концу недели тебя уже часто и не помнят.
– Ну что вы. Мы всех помним. И обязательно созвонимся. Отлично поговорили.
– Рад знакомству.
Я вышел из бизнес-центра и в довольно-таки приподнятом настроении пошел к метро. Поговорили, действительно, неплохо. И какое-то время нить, образовавшаяся после этого разговора, будет связывать меня с этими людьми. Такое бывает довольно часто. Поэтому потом немного.. досадно, когда обнаруживаешь, что на том конце уже давно никого нет. А может быть никогда и не было, и эта образовавшаяся связь тебе только померещилась.
Нет, я все понимаю, некого винить, я тоже бываю с другой стороны. Просто особенность времени, раздробившегося на миллионы кусочков, многочисленного и мелкого. Такими же стали и люди.
Некого винить, но иногда я делаю перерывы. Просто подлатать дыры.
Приручение
Умка тем временем обживался. Любимой едой по-прежнему оставалась чумиза, но и обе кормушки стали вызывать живой интерес. В одну засыпалась зерносмесь для попугаев, а во вторую она же в замоченном состоянии, а также прочий мягкий корм – каши, творог, рубленное яйцо. Поилка также была освоена. Одним словом, базовые вещи, необходимые для жизнедеятельности птицы были им усвоены на 5 в первые два дня.
Основная работа предстояла, конечно, в области социальной адаптации, или, проще говоря, приручения.
Пока что люди у попугайчика вызывали больше страх, чем интерес. Когда кто-нибудь подходил к клетке, он всякий раз отбегал к задней ее стенке.
Ивлевы старались побольше с ним разговаривать, обозначая словами основные действия, и почаще обращаться к птенцу по имени.
– Умка, привет! Умка, как твои дела? Умка, кушать! Умка, кашка! Умочка, малыш. Умка, спокойной ночи!
Также началось осторожное приучение к рукам. Открывая дверцу клетки, папа предлагал какую-нибудь «вкусняшку», сначала на пальце, потом на ладони. В качестве «вкусняшки» выступали семечки подсолнуха, различные орешки. Семечки предлагались полностью, в кожуре, а ядро ореха делилось на мелкие части, чтобы малыш не переел и не утратил интереса к учебе.
Первое время приходилось подолгу стоять с протянутой рукой. Но постепенно Умка стал осторожно подходить к пальцу, и аккуратно брать предложенное угощение, сразу же отбегая на безопасное расстояние.
Тогда семечка переместилась с пальца в ладонь, все дальше и дальше, так что довольно скоро попугайчику, чтобы добраться до лакомства, приходилось забираться на руку.
Сны папы
Когда-то здесь текла река,
И расцветали розы.
Теперь лишь ветер гонит дым
Из топки паровоза.
(оптимистичное)
Птица подвинулась ко мне и подмигнула.
– Как дела?
Я стоял посреди пустынной местности на разбитой грунтовой дороге, и смотрел на огромного ворона, сидевшего на причудливо изгибающейся вниз узловатой ветке могучей ивы. Огромное Дерево казалось мертвым и сухим, но на концах некоторых веток я заметил мелкие тусклые листочки.
"Что делает в пустыне ива?" – подумал я.
– Здесь раньше текла река, – пророкотал ворон.
Говорил он не раскрывая рта, то есть клюва.
– Как ты это делаешь, В смысле говоришь? – я спросил первое, что пришло в голову.
Ворон помолчал, бесцеремонно меня рассматривая и вертя при этом головой, как это делают птицы. Потом подмигнул мне другим глазом.
– Гораздо важнее что, а не как – прозвучало у меня в голове. – Хотя раскрывать клюв в такт словам я тоже умею. – При этом ворон несколько раз во все горло каркнул гортанным и зычным "Карр". У меня немного заложило уши.
– И что?
– Что что? – весело переспросил ворон. Мне показалось, что он смеется.
– И что ты говоришь?
– Ты же слышишь, – ворон поправил перья на сгибе крыла. Теперь я был уверен, что большая птица потешается надо мной. Я посмотрел под ноги. Несколько камней валялось в узкой канавке на обочине дороги.
– Пока что ничего важного ты как-будто не сказал.
Я не хотел, но мой голос прозвучал немного обиженно.
– Ну еще не утро.
Ворон отломал сухую ветку и сбросил вниз.
– Утро? – немного ошарашенно спросил я, глядя на ветку у своих ног. Я все пытался нащупать смысл происходящего. В голове возник следующий дурацкий вопрос "где я?", но озвучивать его я почему-то не стал.
Ворон продолжал внимательно меня разглядывать. Взгляд его поблескивающих черных глаз, казалось, пронизывал насквозь лучше любого рентгеновского аппарата.
– Вариант "во сне" подойдет? – неожиданно произнес он.
– Что? – не понял я. Ворон помолчал, поджидая, пока я соображу. – Во сне?