Умница для авантюриста
Шрифт:
— Образно говоря, — Орландо снова передёрнул плечами. — Прямых наследников замок подпускает близко. И тех, кто с ними.
— Насколько я понял, батюшка ваш не собирался посылать надежду рода в вашем лице на историческую родину. Вы изъявили желание отправиться в путешествие за сокровищами совершенно неожиданно.
Орландо тонко усмехнулся и посмотрел на меня с сожалением и неким превосходством.
— А вы думаете, на Цилии нет больше ни одного нашего родственника, чья кровь, пусть и не такая сильная, не вызывает сомнений в принадлежности к клану? Это как раз то, о чём можно почти не беспокоиться.
Неплохо. У каждого — свои интересы в этом месте. И у меня в том числе. Мне не нравится Орландо. Он не лжёт, но явно что-то скрывает. Наверное, я впервые жалею, что не обладаю феноменальной способностью проникать в мысли людей принудительно, как умеют некоторые из кровочмаков.
Рени
Герда умела контролировать много дел сразу. Феноменальная способность. Она разделалась со своим скарбом быстро и жестоко — избавилась от ненужных вещей, словно отсекла ножницами лишние лоскуты.
— Если хорошо подумать и включить мозги, то всё хлам! — заявила она, вваливаясь в гостиную, где мы зависли над картой. Её зоркий глаз сразу выхватил главное. — Решили, что маршрут путешествия можно обсудить без меня? За закрытыми дверями?
— Как можно, миссис Фредкин, — учтиво поклонился ей Орландо. — Без вас не рождаются звёзды на небе.
Он умеет очаровывать. Быть учтивым. Утончённый, с мягкими движениями. Понимаю, что невольно любуюсь им, этой естественной грацией. «Вот такие мужчины мне нравятся. Интеллигентные, спокойные, уравновешенные.», — почему-то приходит на ум, и я невольно трясу головой, отгоняя ненужный дурман.
Тёмные злые глаза Гесса способны взбодрить кого угодно, и я ёжусь, пытаясь отделаться от ощущения, что он мысли мои читает. Ещё полчаса общего галдежа — откуда-то появляются слишком смуглые и преувеличенно бодрые молодые люди и помогают погрузить вещи в неуклюжий грузовой мобиль — и в доме наконец-то тихо.
— Не грусти, дитя, — тихо говорит угомонившаяся Герда. — Перемены — это не всегда плохо.
Я делаю шаг ей навстречу и попадаю в мягкие объятия. Как в детстве, когда разбивала нос или коленки. Герда прижимает меня к необъятной груди, целует в макушку. И от её тёплых рук веет поддержкой и уверенностью.
— Мне страшно, — признаюсь, не смея поднимать глаз. Так легче сказать правду.
— Ну-ну, — миссис Фредкин похлопывает меня по спине, — всё наладится. Тем более, ты не одна. Отправляйся-ка спать, Эренифация. С утра многое кажется проще.
— А ты? — спрашиваю, не желая оставаться в пустом доме одна.
— А я останусь сегодня с тобой, — молниеносно разгадывает мою невольную дрожь домоправительница. — Ночь — прекрасное время печь пироги в дорогу.
Она разжимает объятья, и я смотрю, как она споро двигается, как моет руки, повязывает фартук вокруг талии. На душе становится спокойно, а сон приходит, когда по дому разливается одуряющий запах непревзойдённой Гердиной выпечки.
Утро нашего отъезда выдалось необычайно солнечным. Я проснулась с первыми лучами солнца. Не знаю, спала ли Герда, но выглядела домоправительница как и обычно: румяная, свежая, безупречная.
Я со страхом смотрела на короб, в который она любовно уложила выпечку. Там хватит на небольшую армию, но спорить с ней всё равно бесполезно, лучше благоразумно промолчать.
Бедному Грею пришлось выдержать ещё одну атаку своей беспокойной мамаши: сын миссис Фредкин безропотно приехал и молча погрузил короб с плюшками, мой саквояж с инструментами (вчера я не решилась доверить его чужим людям) и ещё пару картонок, которые Герда всё же захотела взять с собой.
— Бит, — позвала я радужного кролика, пока воинственная домоправительница в очередной раз наставляла своего старшего отпрыска. — Знаю, тебе это не понравится, но вот…
Я беспомощно потрясла лёгкой изящной клеткой. Я сделала её специально, как только зверёк поселился возле входа в наш дом, но тогда Бит не оценил моих стараний: предпочёл прятаться в зарослях бело-голубых кустиков, что пышно росли в вазонах.
Сегодня он дёрнул круглыми ушами и с готовностью запрыгнул в клетку — только пушистый хвост с кисточкой на конце мелькнул. Надо же!
— Можешь же, когда захочешь, — обрадовалась я, что проблема решилась так быстро и бескровно: мне казалось, что придётся попотеть. — А еду придётся подождать, извини. Горшок с землёй вчера отправили в порт.
— Небольшой запас можно взять с собой.
Я вздрогнула. Не ожидала услышать этот голос здесь и сейчас, ранним утром.
— Что вы здесь делаете, мистер Тидэй? Стоило ли приходить, если вы живёте, считай, прямо в порту?
— Стоило, Рени. Хотя бы потому, что ты не знаешь, как попросить мимеи о милости.
Он смотрел мне прямо в глаза и улыбался. Почти незаметно — в глазах свет и в уголках губ чётче проступают ямочки.
— Мимеи?.. О милости?.. — умел этот загадочный мужчина вводить в ступор.
— Подойди сюда, Рени, — в его голосе столько властного приказа, что я машинально делаю шаг вперёд. Не сопротивляюсь. Не возмущаюсь. Иду, как овца на заклание. В груди растекается жидкий огонь. — Протяни руки.
Касаюсь пальцами бело-голубого кустика. Он тянется ко мне, словно кивает старой знакомой. Мне даже кажется, что я слышу тонкий звон. Как будто где-то очень-очень далеко колокольчик звякнул.
Неожиданно ветки и завитушки обвивают мои запястья, нагло лезут в лицо. Я слышу отчётливые щелчки — и на глазах начинают набухать, распрямляя лепестки, бутоны. А затем появляются цветы. Я вскрикиваю.
— Ты необыкновенная, Рени, — проникновенно говорит Гесс, и я чувствую, как по телу проходит дрожь от его глубокого низкого голоса, от того восхищения, что обволакивает меня, как вторая кожа. — Мимеи цветут очень редко, практически никогда при людях.
Лианы ползут по мне, как скалолазы. Путаются в складках одежды, вплетаются в волосы. Но мне не страшно, весело отчего-то. В клетке довольно подтявкивает Бит, подвывает с хрипотцой, сев на пушистую толстую задницу и сложив передние лапки на груди. Цветки на глазах превращаются в плотные кожистые коробочки, что, лопаясь, обвешивают меня радужными бусинами. Это семена, похожие на драгоценные камни.