Умолчи, считая тайной
Шрифт:
– Женихов… – тётушка помрачнела, поджала губы, взглянула на мужа. Тот кивнул, как бы разрешая: говори, – С женихами там негусто. Из наших, местных – её никто не захочет.
– Это почему ещё? Без отца, типа приданого нет? Вот тоже проблему нашли…
– Нет, парень, не в приданом дело. И без отцов тут не одна она такая. Всё гораздо хуже, гораздо.
– А можно покороче?
– Она тебе не говорила, почему одна растёт?
– Говорила. Ранние детки поумирали, и что с того? Всякое бывает.
– И от чего Тологон… её отец, умер – рассказала?
– Ну да. Ничего особенного, я уже и сам сходные
– Видишь ли… ходит в наших местах старинное поверье… предание, наподобие легенды… если в семье умирают все мужчины – это означает, женщина из такого рода приносит несчастье. Беду, горе, смерть. На них знак. Не буквально, понятно – родинка там или что-то в этом духе, нет. Знак беды у них внутри.
– Какая глупость! В наше время…
– Вот поэтому мы и говорим – как хорошо, что ты приехал и увидел её. Это для нашей Нурши один-единственный шанс из тысячи! Мы в эти глупые бредни тоже не верим. Бери её, женись, живите и будьте счастливы. Уедете отсюда, а там никакие поверья вам не помеха.
– А я добавлю, – на этот раз «дядя Жора» не улыбался, – Коли надумал просто поиграть с девочкой – лучше передумай прямо сейчас. А то…
– Нет, – Генка заглянул внутрь себя и с удивлением понял: да, всё именно так, – Нет, не передумаю.
Позже, когда тётя возилась с каким-то особенным тестом для утренней самсы под названием «Коён-кулак» – озёрных отшельников кормили как на убой, Жора-Жаркынбай предался воспоминаниям.
– Я тебя, Гена, ещё кое в чём понимаю. Тогда, в наше время, в армию провожали по-особенному. И пили, как водится, гуляли вовсю. А за столом рядом с будущим солдатом полагалось сидеть его подруге. Невестой её не называли, но что-то такое подразумевалось. Во всяком случае, она как бы обязалась ждать его все два года, пока он там, в шинели, будет сапогами грязь месить. Или в бушлате три года палубу драить – это ежели повезло угодить на флот…
Жора не был исключением, и провожали его так же, как всех прочих – с песнями и пьянкой. И девушка с ним рядом сидела. И ждать обещала. А он, само собой, обещал вернуться. Служил здесь, в Ошском районе. Служил хорошо, был отличником, как тогда называлось, «боевой и политической подготовки». За три месяца до окончания службы ему повезло получить отпуск и съездить на родину, в Тулу. Погулял, встретился с родными, друзьями, с ней (имя девушки Сашкин дядя не назвал ни разу). В ту встречу она на деле подтвердила свою готовность быть его верной подругой.
– Ну, ты понял. Она, правда, уже была… то есть, видно, ждала меня не так уж предельно верно… Это неважно. Важнее другое. Я вернулся в армию, в свой полк, в Фергану. И на вокзале встретил её, десятиклассницу Жазу. И – всё. Потом мучился, ругал себя последними словами, и было за что – поступил с тульской невестой непорядочно, не по-мужски, не по-солдатски. Но сердцем прикипел к этой вот, – он кивнул в сторону кухни, – Намертво. Домой после дембеля не поехал. И ни разу ни на секунду не пожалел. Притираться к здешним людям, семье, обычаям – ох, и непросто было. Жениться на местной нашим как бы нельзя – так я это дело обошёл. Из комсомола не выходя, в мечеть сходил, в мусульмане записали – и уже всё можно. Тебе проще – заберёшь свою сладенькую к себе. А может, тоже к нам? Я помогу на первых порах, ей-бо… тьфу ты, всевышним клянусь!
– А она?
– Кто? А-а, тулянка… Когда я перестал писать, она тоже бросила это занятие. И вскоре вышла замуж, дочку родила как-то быстро после свадьбы, мне кореш написал… И живут себе, не тужат. Та девчонка, к слову сказать, копия своего отца. Мужа её. Понял?
Генка не выспался – ночью пришлось похлопотать, и с утра пораньше надо было отвезти передачу не спешившим возвращаться в лоно цивилизации туристам, а ещё успеть на свидание, оно же смотрины.
Мотор он заглушил заранее, включил нейтралку и на бивак выкатился без шума и пыли, чтобы не нарушать покой друзей с подружками. Как и предполагал, его встретило сонное царство. Из палатки доносился разнокалиберный храп – очевидно, желающих ночевать под открытым небом, рискуя на рассвете нос к носу встретиться с фалангой или гюрзой, не нашлось. Решили ночевать по принципу «в тесноте, да не в обиде». Всё шло по плану.
Муха поставил продуктовую сумищу посреди неубранной скатерти со следами вчерашнего застолья. Дынные корки, огрызки груш, пустые бутылки и стаканы в потёках вина…
– Вот неряхи, – шёпотом возмутился снабженец, – Ну, погодите. Природа за себя постоит…
Он подкрался к палатке, достал из-за пазухи банку и высыпал содержимое в полуметре от входного полога. Теперь – лотерея. Кто встанет первым, тот и получит максимум впечатлений. Не заводя, на руках выкатил тяжелый байк за перегиб тропы и уехал. Было трудно преодолеть соблазн дождаться перфоманса, но тогда его наверняка заметят, и эффект не тот. Нет, пусть обо всём расскажут сами. Так даже интереснее.
В назначенный час у остановки никто никого не ждал. А к спинке скамьи скотчем прилеплен вырванный из линованной тетрадки листок с сообщением: «I’m at home». Английские слова «Я дома» кто-то написал крупным округлым почерком, ярко-красным маркером. Подписи не было.
– Правильно, – единогласно высказалась чета «сватов», – Девушке не положено ждать парня на улице. А вдруг не придёт?
Муха, помня дядины наставления, прений по поводу местных обычаев затевать не стал. Но вопросик у него возник, и не один: во-первых, кем написано послание? Во-вторых, кому адресовано? В-третьих: если написала Нурширин, то почему по-английски? Ни о чём подобном они не договаривались… А вдруг он в этом полный лопух – в университете изучает, к примеру, немецкий или японский, а остальные ни бум-бум? И в-четвёртых: почему дядюшка и тётушка мгновенно признали как авторство, так и правоту написавшей? И наконец: если написано ею и ему, откуда он должен узнать её адрес?..
Адрес, как и ответы на все вопросы, разумеется, знали провожатые. Вчерашнюю царевну в национальной киргизской одежде было не узнать. Широченное складчатое белое платье срывало её всю, поверх – расшитая серебром малиновая безрукавка, на голове высокая конусообразная узорчатая шапка такого же колера, пышные волосы спрятаны. Кукла, да и только! На виду оставалось лишь лицо, а глаза не позволяли усомниться: это, конечно же, она.
Будущая тёща не сочла нужным наряжаться под стать дочери. Более того, встретив вошедших первыми Жаркынбая и кузину приветливой улыбкой, потенциального жениха она удостоила строгим взглядом.