Умолчи, считая тайной
Шрифт:
– Спасибо, очень вкусно, – «пора бы остановиться – проглотил уже штук пять. Или шесть…»
– Ты у мамы один?
– Нет, сестричка еще, – «ма-аленькая такая. Лет тридцати…»
– Материнского благословения на женитьбу спрашивать не будешь?
– Она разрешит, – «когда очнётся после обморока».
– Да, ты взрослый, сам вправе решать. А кем был твой отец?
«Ага. Справки обо мне уже навели – в первый раз об этом не упоминалось».
– Который?
– Как это – который? Разве у человека может быть несколько отцов?
Гена подавил тяжёлый
«Может, ещё как может… Как бы и не соврать, и лишней правды не сказать?.. Первого по счёту, героически, а с равной вероятностью, глупо погибшего военного, живьём не видел ни разу. То есть видеть-то видел, из пелёнок… а толку?.. и фотографий его, биологического предка, мать не сохранила принципиально. Додумалась же!.. О приёмном… или правильнее говорить «принявший»?.. хорошо, остановимся на «усыновивший». Как ни называй – о нём лучше промолчать. Этот деятель жениховой репутации призовых очков не принесёт: чего хорошего ждать от пасынка арестанта-уголовника?.. Эх, папы, папы… и почему я не возник, как Венера, из какой-нибудь пены?.. не морской – так хоть для бритья?»
– Понимаете…
– Называй меня просто Гулбайра. У нас отчество при обращении к старшим не обязательно.
– Видите ли, Гулбайра… Настоящего своего отца я не помню – он был военным, офицером, и погиб, когда мне не исполнилось и года.
– Бедный мальчик!
– Нет, я по нему не страдал – у детей…
– Я не о тебе, а о нём. Если тебе не было года, то получается, и он умер совсем молоденьким!
– Да-да, наверное… – «о старшей на семь лет сестричке, пожалуй, лучше не говорить… тогда будет уже не мальчик, жалости поубавится к нему, а следовательно, и ко мне…» – Да, а второй, отчим… как бы вам объяснить… мама с ним развелась. Он меня и маму…
– Кажется, понимаю. У нас это бывает редко – отцы, даже неродные, не бьют ни жён, ни детей. Бедный мальчик…
«Уф-ф!.. Вот и врать не пришлось. Она, умница, всё додумала сама. А пирожки у неё вкусные, не хуже тётушкиных!.. как называются?.. шерхан?.. надо запомнить… Ну как ей объяснишь – не бил Валерик ни маму, ни меня, только кинул конкретно. И человек-то он, в сущности неплохой, одна беда – невезучий до ужаса…»
– Значит, ты поэтому такой…
– Какой?
– Твои друзья рассказывали Жаркынбаю – ты самостоятельный, решительный, независимый. Крепкий.… Даже странно – сыновья без отцов часто, наоборот, берут от мамы женские качества – мягкими растут, слюнтяями. А ты – будто у какого-то сильного, настоящего мужчины учился жизни.
«А она в самом деле умница! Комплимент – отличный ключик к сердцу любой женщины, и особенно мужчины, если верить доценту Воронцовой… И где у них тут баб медицинской психологии учат?..»
– Думаю, сказалось влияние деда, – «какого именно – ей знать ни к чему», – Он как раз такой – сильный, независимый… был.
– Тоже военный?
– Нет, педагог. Но жил в деревне… райцентре, умел очень многое, а я несколько лет фактически прожил у него, учился в его школе. Вот, видимо, и перенял кое-что.
– И правильно. Значит, моя дочь не ошиблась. Она, когда ты свозил её в школу, так и сказала: «Мама, он очень хороший!» Когда уезжаешь?
– Завтра в девять самолёт, в аэропорт поедем к семи.
– Провожать она не пойдёт.
– Я знаю.
– Не обижайся, – она понизила голос, – Знаешь, я хочу тебя попросить…
– Если смогу… – «блин, опять я лезу…» – Извините, пожалуйста…
– Сможешь. Она говорит, зимой приедет на недельку, на каникулы. Тогда будет уже совершеннолетней. Я не хочу пышной свадьбы, да и ни к чему это. А прошу – сделай так, чтобы она вернулась насовсем как можно раньше. Понимаешь?
Генка удивленно кивнул. «Неужели угадал?»
– Вижу, понимаешь. Забеременеет – вернётся, никуда не денется. У меня сердце не на месте… Нечего ей там делать так долго – целых семь лет только учиться, а дальше – кто знает, сколько ещё?.. Обещаешь?
Он не сказал ни «да», ни «нет». Идея изначально бредовая, но…
«А почему ты, дорогая тёща, не спрашиваешь: мне, самостоятельному и независимому, столь ранее дитя – надо?!.. Мудр дядюшка, ничего не скажешь… Слышишь чушь – не спеши возражать».
Пришло на ум и кое-что ещё, уже своё: жизнь зятя – сплошной компромисс. Отказать в столь деликатной материнской просьбе означало бы с ходу, еще до свадьбы, нажить если не врага, то и не союзника на всю оставшуюся семейную жизнь. Зятю положено снова кивнуть, а там, раз уж старшая высказалась, можно изложить и свои соображения.
– Мне кажется… точнее, я почти уверен – она и так там долго не продержится. Нет, я понимаю, она умница, и в школе отличница… но в ВУЗах, особенно тамошних, требования совсем другие – на порядок выше, даже круче. Эти, немцы и англичане… они к нашим, как бы мы ни старались, относятся свысока. А она гордая, я вижу. Быть на третьих ролях – не для неё. Поэтому, как только столкнётся с таким отношением, вам или мне скажет. Скрывать обиды она ведь не умеет?
– Да, ты прав. Гордячка, а от меня ничего не таит.
– И тогда мигом переведём нашу студентку сюда… я имею в виду не Ош, конечно – ко мне, в Самару. Перевод – не поступление, гораздо проще. Так что не переживайте, вернём мы её.
– Спасибо, сынок… – женщина подалась к нему через стол и поцеловала в щёку, – Будем надеяться. А насчёт трудностей всяких, отношений… Ты еще толком её не узнал, а я – знаю. Кто-то, может, и сдастся, сломается, захочет убежать, а она – справится. Но ты в учёбе понимаешь больше, авось выйдет и по-твоему. Видит Бог, я хочу ей только добра!
– Я тоже. А провожать меня ей и не нужно.
«И снова «Уф!», теперь с облегчением. Экзамен на зятя выдержал, а провожалки нам и в самом деле ни к чему. Всё сказано, решено, калым уплачен, серёжки подошли… интересно, сколько там по итогу «Жорик» отвалил?.. у неё не спросишь… придётся же отдавать… бог… тьфу ты, Аллах с ним, опосля разберёмся. А зимнее поручение тёщи выполню, уж это – кровь из носу! Но – по-своему…»
– Ты знаешь, я передумала, – царевна на прощание, не обнимая, не целуя, крепко прижалась к нему, – Не «нет», а «да».