Умри, Джерри!
Шрифт:
– Том, ты знаешь о взаимоотношениях полов, в том числе их интимной составляющей?
Том смутился, потупил взгляд и чуть кивнул:
– Да.
– Хорошо, Том, – доктор вновь сцепил руки в привычный замок, – значит, ты утверждаешь, что к вам домой никогда не приходили женщины?
– Одна приходила – хозяйка, у которой мы снимаем дом. Но я её видел лично только один раз, давно-давно, года в четыре, а потом просто слышал, что она приходит.
– Она проводила много времени у вас дома?
– Нет, она всегда быстро уходила.
Психотерапевт
– А какие-нибудь мужчины к вам приходили?
– Папины друзья? Нет.
Доктор имел в виду совсем не дружеские отношения, но уточнять уже не было смысла, ответ он и так услышал.
– Том, скажи, отец часто оставлял тебя одного и как надолго?
– Он никогда не оставлял меня одного.
– Совсем?
– Да. Он работает на дому, а если нам нужно было сходить в магазин или ещё куда-то, мы делали это вместе.
– То есть он всегда был рядом с тобой?
Том не совсем понял вопрос, ответил как смог:
– Мы не всегда дома проводили время вместе. И я ходил гулять в одиночестве.
– И где ты гулял?
– По нашей улице. В этом году папа разрешил мне это, я выпросил. Ой… – Том досадно, с какой-то непонятной горечью во взгляде нахмурился. – Не в этом году, а тогда, – он махнул рукой; в глазах читалась всё та же горечь, не проходящее неприятие действительности с долей обиды, – в том году…
– В каком?
– В две тысячи двенадцатом, – совсем посмурнев, выдавил из себя парень и, помолчав мгновение, добавил с отчаянной надеждой: – Вы уверены, что сейчас не он?
– Уверен. Сейчас две тысячи шестнадцатый год. Июль месяц.
Том вновь понурил голову, и плечи тоже опустились. Надежда умирает последней, но если это уже случилось, не нужно пинать её труп. Вот только он никак не мог этого понять.
– Том, ты готов продолжать наш разговор? – поинтересовался психотерапевт после недолгого молчания. Том невесело кивнул, никак не мог отделаться от грызущего мозг числа «2016». – Скажи, у тебя была своя комната?
– Да.
– И ты спал в ней?
– Да.
– Один?
– Да.
– Так было всегда?
– В детстве бывало, что я спал с папой.
– Ты хотел спать вместе с ним?
– Да.
– По какой причине?
Том вновь смутился, спрятал глаза и начал теребить край рубашки.
– Когда мне было страшно ночью, я приходил к нему. И просто так тоже… С папой всегда хорошо спалось и можно было поболтать.
Доктор кивнул и сделал очередную пометку. За всю сессию Том даже полумыслью не догадался, к чему тот так много спрашивал его об отце и что пытался выяснить.
Когда Тома увели, к психотерапевту зашла доктор Айзик.
– Как успехи? – спросила она.
– Пока у нас не было полноценной работы, я больше собирал информацию. Но могу сказать, что не похоже на то, что Том подвергался насилию со стороны отца.
– Он не обмолвился ни о чём подобном?
– Нет. И то, как Том
– Я уже ничего не понимаю… – покачала головой женщина. – Сначала мы так долго не могли победить Джерри, а теперь не можем выяснить, откуда он взялся.
– Пока и у меня нет ответов, только вопросы, – проговорил в ответ психотерапевт и подпёр челюсть кулаком. – Но, кажется, отгадка кроется не в детстве Тома, по крайней мере, не в той его части, которая связана с отцом. Либо же амнезия у него куда глубже и избирательнее, чем вы думали.
– Эту версию нужно будет проверить. Но ты уверен в том, что Том не лгал, в смысле, не покрывал отца?
– Только в том случае, если он на самом деле верит в то, что ничего неправильного отец не делал, и ему это не было неприятно, а не молчит из страха.
Глава 13
Мой розовый замок,
Мой розовый замок стоит -
Он такой одинокий
Мой розовый замок,
Розовый замок горит,
Как его сотни копий.
Katerina, Intro©
Пришёл черёд сеанса, посвящённого празднованию Хэллоуина. Том ждал его с нетерпением, торопил время, не мог усидеть на месте. А как иначе! Ведь ему предстояло вспомнить не просто ещё один день, а настоящую вечеринку, на которой обещало сбыться чудо.
Тома даже не сразу удалось ввести в нужное состояние, слишком он взбудоражен был, крутился на кушетке, подскакивал и что-то спрашивал-уточнял у гипнолога; в груди трепыхалась птичка-душа.
Только после того, как месье Деньё резковато, но оттого очень доходчиво сказал, что если он не успокоится, ничего не получится, и его отправят обратно в палату, Том притих, втянул голову в плечи. Было не страшно, просто волнительно до того, что ещё чуть-чуть и закружится голова.
И когда сознание размягчилось, расступилось, открыв доступ в подсознание, из уст Тома полился рассказ о самом обычном дне, наполненном искристым, переходящим в мандраж, предвкушением и тайными приготовлениями к главному событию в жизни, потому что оно было первым.