Умри, как собака

Холлидей Бретт

Он извлек из бокового кармана письмо Марвина, аккуратно склеенное скотчем, так что оба клочка точно совпали друг с другом.

— Теперь о первой части,— неторопливо сказал он.— Ваш рассказ и то, что сообщил Чарльз, казалось бы, все объясняют. Но что он хотел сказать вот этим: «Смерть не пугает меня» и этим: «Джон и Генриетта были старые и скупые и заслуживали смерти». Не означает ли это признания в том, что он убил вашего мужа и пытался отравить Генриетту?

— Я не имею понятия, что означают эти слова,— произнесла она со слезами.— Чарльз и я вместе читали

и перечитывали это письмо, но оно кажется мне совершенно безумным. Я не в состоянии понять, что оно означает. Правда, не могу. Марвин не способен был никого убить. Он был совсем не такой. Он был… ну, он был слабый и ленивый, и пил слишком много. И он знал, что Джону не нравилось, что он тут болтается и клянчит у меня деньги, но Марвин никогда бы ничего такого не сделал. Кроме того, Джон умер от сердечного приступа. Я присутствовала при его кончине и видела, как все произошло. И доктор Ивенс сказал, что у него нет ни малейших сомнений относительно причины его смерти. Поэтому я просто не знаю, что Марвин имел в виду, написав эти слова. Он был пьян, разумеется, и страшно выбит из колеи тем, что он вообразил себе насчет Чарльза и меня.

— Я понимаю,— успокоил ее Джентри.— Поскольку мы коснулись этого предмета, давайте вернемся к смерти вашего мужа. Как я понимаю, мистер Пибоди был с ним наверху и закончил дела примерно без десяти двенадцать. Где были вы и Марвин?

— Внизу, в кабинете. Я читала журнал, а Марвин пил… как обычно. Я поднялась за несколько минут до двенадцати взять горячее молоко для Джона и дать ему с молоком лекарство.

— Дигиталис, верно? — подбодрил ее Джентри.

— Настойку дигиталиса. Он принимал двенадцать капель в горячем какао много лет из-за болезни сердца.

— Скажите мне точно, что вы делали в тот вечер. Было ли что-то не так, как в другие вечера?

— Пожалуй, нет. Вот только мистер Пибоди не всегда сидел с ним, конечно. Я взяла термос с обеденного стола — миссис Блейр всегда там его оставляет, поднялась, прошла через эту комнату в ванную, которая соединяет наши спальни. Там я взяла пузырек с лекарством и вошла в комнату Джона. Он и мистер Пибоди закончили свои дела и просто беседовали, а я поставила чашку и термос возле постели Джона и отмерила в чашку двенадцать капель.

После этого я сказала мистеру Пибоди, что ему пора идти, он пожелал Джону спокойной ночи, я наполнила чашку, и Джон ее выпил.

— Вы знали, как важно точно отмерить дозу?

— О да. Ровно двенадцать капель и ни единой больше. Поэтому я и настояла, что я должна всегда проделывать это сама, так как доктор Ивенс предупредил, что даже одна или две лишних капли могут повредить Джону, его сердце к этому очень чувствительно.

— Прекрасно. Он выпил молоко сразу?

— Ну, оно было довольно горячее, я думаю, он попробовал раз или два, пока оно не остыло настолько, что можно было допить до конца.

— Таким образом, он выпил молоко через несколько минут после ухода Пибоди?

— Не больше, чем через пять минут, я уверена.

— Что вы делали потом?

— Ну, он лег в постель, а я осталась, чтобы… поговорить с ним, пока он не заснет. Ему нравилось, когда я так делала.

— Вы… поцеловали его, желая ему доброй ночи, или сделали что-нибудь вроде этого?

Анита на мгновение опустила ресницы и сжала руки на коленях, в кулаки, а затем ответила сердито:

— Зачем вы ходите вокруг да около? Я взрослая замужняя женщина. Те двое детективов, которых вы присылали, тоже совали нос не в свое дело. Вы желаете знать, была ли у нас близость, так ведь? Я знаю, старый глупец доктор Дженсон имел наглость предупредить Джона, что он не должен жениться на женщине моложе себя — дескать, его сердце может остановиться от возбуждения во время полового акта. Ну хорошо, мы не были вместе в ту ночь,— выговорила она.— Этим она и отличалась от большинства остальных. Он стал ласкать меня, если уж вам так нужно это знать, и я думала, что он хочет меня, но он вдруг как будто одеревенел и стал часто дышать, я испугалась и… вот как это было.

— Ясно,— флегматично отозвался Джентри.— Благодарю вас за то, что вы были откровенны со мной,— он встал.— Вы готовитесь к похоронам вашего мужа, как и собирались?

— Я думаю, да. Если вы не возражаете.

— Почему я должен возражать?

— Чарльз думал… ну, он сказал, что, может быть, после письма Марвина вы подумаете, что есть причина потребовать вскрытия Джона. Но я сказала ему, что вы не можете этого сделать, если я не дам согласия, а я не соглашусь ни за что на свете.

— Нет, почему же,— сказал Джентри.— Продолжайте заниматься похоронами, если хотите. У меня нет никаких возражений. Но вы понимаете, что вскрытие тела вашего брата обязательно. Закон требует этого в подобных случаях.

Она ответила безразлично:

— Я это понимаю и знаю, что не могу остановить вас. Хотя я все равно считаю, что это полное варварство и неприличие.

— Прошу прощения,— сказал Джентри, и вся троица покинула комнату.

Глава XV

Тело Марвина Дейла унесли, детектив Донован уже ушел вниз, в кабинет к Петри и шоферу.

Они увидели, что оба детектива сидят на стульях возле двери, а Чарльз угрюмо развалился в кресле в другом конце комнаты.

Джентри решительными шагами пересек комнату и остановился перед шофером. Он неторопливо извлек черную сигару из внутреннего кармана, откусил кончик и выплюнул его на пол, затем чиркнул спичкой и, продолжая держать ее в руке, глубоко затянулся. С каменным лицом и таким же голосом он сказал:

— Не надейся, что я куплюсь на все это, Мортон. Думаешь, я не знаю, в какие игры ты играл с молоденькой женушкой своего хозяина за его спиной? На мой взгляд, зря она так разгорячилась вчера вечером, что даже не смогла отпустить тебя в постель одного. Правда, твоя сексуальная жизнь — не моя забота, если только ты не совершаешь убийств.

— Марвин совершил самоубийство,— сказал Чарльз,— если вы об этом говорите.

— Так уж и совершил?

Шофер невозмутимо пожал плечами.