Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
В новониколаевской тюрьме тщательно охраняемый Унгерн просидел не больше недели. Его уже не допрашивали, поскольку он признался во всём. Судебное заседание (оно было открытым) началось ровно в полдень 15 сентября 1921 года в здании театра в загородном саду «Сосновка». Зрителей пускали по входным билетам, которые в руки случайных людей не попадали.
Стенограмма судебного процесса была почти полностью опубликована в новониколаевской газете «Советская Сибирь». Для того времени это был случай почти что уникальный. Обычно ограничивались только краткой информацией о приговоре.
Обвинение, которое зачитал председатель Чрезвычайного трибунала, состояло всего из трёх пунктов. Но каких! Генерала семёновской армии барона Унгерна обвиняли:
1. В преступных военных действиях под покровительством Японии при создании «центральноазиатского государства»;
2. В вооружённой борьбе против Советской власти с целью реставрации династии Романовых;
3. И, наконец, в осуществлении террора и массовых зверств.
Унгерн молча выслушал предъявленное ему обвинение, держась спокойно. Только «руки всё время засовывая в длинные рукава халата, точно ему было холодно и неуютно». Время от времени «подсудимый переступал ногами, обутыми в перевязанные ремнями монгольские ичиги».
После этого Унгерн садится на скамью, стоявшую на театральной сцене, и отвечает на вопросы «достаточно искренне», «тихо и кратко». При этом он «смотрит больше вниз, глаз не поднимает даже в разговоре с обвинителем»:
Опарин; Признаете себя виновным по данному обвинению?
Унгерн: Да, за исключением одного — в связи моей с Японией.
После этого председателем слово предоставляется общественному обвинителю Емельяну Ярославскому, Он начал задавать вопросы, которые, как казалось, были далеки от событий Гражданской войны и тех обвинений, которые были только что предъявлены подсудимому:
Ярославский: Прошу вас более подробно рассказать о своём происхождении и связи между баронами Унгернами-Штернбергами германскими и прибалтийскими.
Унгерн: Не знаю.
Ярославский: У вас были большие имения в Прибалтийском крае и Эстляндии?
Унгерн: Да, в Эстляндии были, но сейчас, верно, нет.
Ярославский: Сколько лет вы насчитываете своему роду?
Унгерн: Тысячу лет.
Ярославский: Чем отличился ваш род на русской службе?
Унгерн: Семьдесят два убитых на войне.
Ярославский: Судились ли вы за пьянство?
Унгерн: Нет.
Ярославский: А за что судились?
Унгерн: Избил комендантского адъютанта.
Ярославский: За что?
Унгерн: Не предоставил квартиры.
Ярославский: Вы часто избивали людей?
Унгерн: Мало, но бывало.
Ярославский: Почему же вы избили адъютанта? Неужели только за квартиру?
Унгерн: Не знаю. Дело было ночью...
После вопросов, которые сыпались как град, Емельяну Ярославскому предоставили слово для обвинительной речи. Он вновь отличился красноречием, закончив речь следующим:
— Приговор должен быть приговором над всеми дворянами, которые пытаются поднять свою руку против власти рабочих и крестьян!
Затем дали слово защитнику Боголюбову, который своим поведением на суде рисковал многим, Но у него хватило «тихой смелости» поставить под сомнение обвинение барона в том, что «он являлся проводником захватнических планов Японии». Боголюбов предложил своих варианта приговора подсудимому:
— Было бы правильнее не лишать барона Унгерна жизни, заставить его в изолированном каземате вспоминать об ужасах, которые он творил.
— Для такого человека, как Унгерн, расстрел, мгновенная смерть, будет самым лёгким концом. Это будет похоже на то сострадание, какое мы оказываем больному животному, добивая его. В этом отношении барон Унгерн с радостью примет наше милосердие.
Председательствующий на судебном заседании оглядел молчаливый зал. Повернувшись к барону, Опарин привычно, уверенным голосом сказал:
— Гражданин Унгерн, вам предоставляется последнее слово.
Человек в «жёлтом, сильно потёртом и истрёпанном халате с генеральскими погонами», с Георгиевским крестом на груди, встал со скамьи, выпрямился и, обращаясь к суду, ответил кратко:
— Мне нечего сказать.
После этого Опарин объявил перерыв: Чрезвычайный трибунал удалялся на своё последнее совещание.
Как писалось в газетах, судебный процесс шёл пять часов. В 17.15 подсудимому был объявлен приговор: он признавался виновным по всем пунктам. В том числе и в «преступном» сотрудничестве с Токио. Приговор, как заявил председатель Чрезвычсиб-трибунала, окончательный, обсуждению и обжалованию не подлежащий: смертная казнь через расстрел.
16 сентября новониколаевская газета «Советская Сибирь» поместила на своих страницах «Заключение по делу бывшего начальника Азиатской конной дивизии генерал-лейтенанта Р.Ф. Унгерна фон Штернберга». Оно было подписано представителем Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК) по Сибири Павлунским. В «Заключении» говорилось:
«Следствием установлено, что Унгерн являлся проводником части панмонгольского плана, выдвигаемого Японией, как одного из средств борьбы с Советской Россией, С этой целью Унгерн вступал в сношения со всеми выдающимися монархическими кругами и правительствами Китая, Монголии, Кир. края (Киргизского или Казахского края, — А.Ш.), составлял и рассылал письма и воззвания главарям белогвардейских отрядов: Кайгородову, Анненкову, Бакину, хунхузским шайкам, состоявшим на службе Японии, а также видному деятелю Киргизского (Казахского. — А.Ш.) национального движения — бывшему члену Государственной Думы Букейханову, эсеру Анучину...