Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
Только можно удивляться, как недисциплинированный школяр фон Унгерн смог продержаться в стенах корпуса аж до 1904 года. Но он продержался, переходя из класса в класс с весьма посредственными оценками почти по всем предметам. Некоторые преподаватели, как говорится, давно махнули рукой на такого ученика.
Корпусное начальство оказалось крайне озабоченным «хроническим» неисполнением кадетом Унгерном правил внутреннего распорядка Морского корпуса. В отзыве на учащегося среди прочего говорилось:
«Поведение (его)... достигло предельного балла и продолжает ухудшаться...»
Объявление войны Стране восходящего
Императорский манифест читался во всех полках к. артиллерийских бригадах» на кораблях и в крепостных гарнизонах» военных училищах и кадетских корпусах, в отдельных казачьих сотнях и полусотнях, в сотнях конной и пешей пограничной стражи. Манифест гласил следующее:
«…В заботах о сохранении дорогого сердцу нашему мира нами были приложены все усилия для упрочения спокойствия на Дальнем Востоке. В сих миролюбивых целях Мы изъявляли согласие на предложенный японским правительством пересмотр существовавших между обеими империями соглашений по корейским делам. Возбуждённые по сему предмету переговоры не были, однако, приведены к окончанию, и Япония, не выждав даже получения последних ответных предложений правительства Нашего, известила о прекращении переговоров и разрыве дипломатических отношений с Россией.
Не предуведомив об этом, что перерыв таковых сношений знаменует собой открытие военных действий, японское правительство отдало приказ своим миноносцам внезапно атаковать Нашу эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура.
По получении о сём донесения Наместника Нашего на Дальнем Востоке, Мы тотчас же повелели вооружённой силой ответить на вызов Японии.
Объявляя о таковом решении Нашем, Мы, с непоколебимой верой в помощь Всевышнего и в твёрдом уповании на единодушную готовность всех верных Наших подданных встать вместе с нами на защиту Отечества, призываем благословение Божие на доблестные наши войска армии и флота…»
Барон Роман Унгерн-Штернберг стоял в застывшем строю учащихся Морского корпуса. Наверное, в душе каждого кадета трепетали в те минуты только такие слова:
— Война!.. Настоящая война... Война с Японией... А как же я...
После прочтения высочайшего манифеста Российская Императорская армия и Российский Императорский флот, в том числе и кадеты Морского корпуса, в сотни тысяч голосов одобряюще трижды громогласно:
— Ура! Ура! Ура-а-а!..
Роман Унгерн и его товарищи-кадеты могли только догадываться, что такой же высочайший манифест императора Страны восходящего солнца — божественного микадо будут приветствовать в сотни тысяч голосов военнослужащие японской армии и флота: «Банзай! Банзай! Банзан-ай-ай!» Правда, манифест микадо был обнародован только на следующий день после николаевского, то есть 28 января.
Японский император, как и всероссийский, тоже взывал к верности и патриотизму своих верноподданных. Только высказывался он в духе народов Востока, более пространно и изящно. Но суть манифеста была одна: война на Дальнем Востоке началась и мы в ней правы. В манифесте микадо говорилось следующее:
«Мы объявляем войну России и приказываем нашим армии и флоту всеми вооружёнными силами начать враждебные действия против этого государства, а также Мы приказываем всем поставленным от нас властям употребить все силы при исполнении своих обязанностей во всём, согласно с полномочиями, для достижения народных стремлений при помощи всех средств, дозволенных международным правом.
В международных стремлениях мы всегда стремились поощрять мирное преуспевание нашей Империи в цивилизации, укреплять дружественную связь с другими державами и поддерживать такой порядок вещей, который обеспечивал бы на Дальнем Востоке прочный мир и нашим владениям безопасность, не нарушая при этом права и интересы других государств.
Поставленные от нас власти исполняли до сих пор свет обязанности, сообразуясь с нашим желанием, так что наши отношения с державами становились всё более сердитыми.
Таким образом, вопреки нашим желаниям, нам, к несчастью, приходится начать враждебные действия против России.
Неприкосновенность Кореи служила всегда для нас предметом особой заботы, не только благодаря традиционным сношениям нашим с этой страной, но и потому, что самостоятельное существование Кореи опасно для безопасности нашего государства. Тем не менее Россия, невзирая на торжественное обещание в договорах с Китаем и на неоднократные уверения, данные другим державам, продолжает занимать Маньчжурию, утвердилась и укрепилась в этих провинциях, стремясь к их окончательному присоединению. Ввиду того, что присоединение к России Маньчжурии сделало бы для нас невозможным поддерживать неприкосновенность Кореи и отняло бы всякую надежду на поддержание в будущем мира на Дальнем Востоке, мы решили ввиду этих обстоятельств начать переговоры по этим вопросам, чтобы таким путём обеспечить прочный мир. Имея в виду такую цель, поставленные от нас власти вошли по нашему приказанию в переговоры с Россией, и в течение шести месяцев происходили частые совещания по затронутым вопросам.
Россия, однако, ни разу не пошла навстречу нашим предложениям в духе примирения и умышленными проволочками старалась затянуть улаживание этого вопроса. Заявляя о своём желании поддерживать мир, она, с другой стороны, усердно готовилась к войне на море и суше, стараясь таким образом выполнить свои эгоистические планы.
Мы никоим образом не можем поверить тому, что Россия с самого начала переговоров была воодушевлена серьёзным и искренним желанием мира. Она отклонила предложения нашего правительства. Независимость Кореи в опасности. Это угрожает жизненным интересам нашей Империи.
Нам не удалось обеспечить мир путём переговоров. Теперь нам остаётся обратиться к оружию.
Наше искреннее желание, чтобы преданностью и храбростью наших верных подданных был бы скоро восстановлен вечный мир и сохранена слава нашей Империи...»
Кадету Унгерну и его однокашникам тогда не было ещё известно, как на Японских островах отреагировали на манифест микадо. Но из первополосных репортажей столичных газет, которые в те дни с жадностью читались по всему Санкт-Петербургу, им было известно о торжественных официальных церемониях при дворе Романовых.