Универмаг
Шрифт:
А в ушах все стоял крик матери:
– Доигралась, да? Дрянь, дрянь!
Тошнота поднималась откуда-то от копчика, судорогой сжимала живот и подбиралась к горлу удушьем, чтобы в следующее мгновение извергнуться в ванну, выжимая из глаз слезы, в которых плавало лицо матери.
– Я замуж выйду... Он сказал... Мы договорились.— Татьяна ловила ртом куски кислого воздуха. — Мы договорились... Он обещал...
Цветная лента все теснее сжимала кольцо. Точно тысячеголовый дракон ворочался тугим телом...
Из подсобки вышла
– А ты ему скажи, — торопливо советовала Неля. — Скажи: «Миленький, хороший ты мой, пойдем запишемся. Ведь ребеночек у нас будет».
– Нелька, Нелька... Разве он послушает, если не хочет? — вздыхала Татьяна.
– А ты предупреди, что отцу расскажешь... Или, хочешь, я своего отчима науськаю. Он здоровенный, как бык. Он так твоего отдубасит...
Глядя на Нелину улыбку, вдыхая аромат недорогих духов, Татьяна чувствовала щемящую нежность, и печальные мысли растворялись под кротким и добрым Нелиным взглядом.
– Посиди в библиотеке, — предложила Неля. — Все равно торговли никакой. А на тебе лица нет... Я скажу Самуилычу, что тебя вызвали в местком. Придумаю что-нибудь. Иди.
Татьяна вышла из секции.
Добравшись до «черной» двери, что выходила в служебный двор, она миновала тамбур и оказалась во внутреннем дворе Универмага. Обошла длинный трейлер. И еще один... Морозный воздух пробил халат, плотно сжал холодом ее худое тело. Пригибаясь и втягивая голову в плечи, Татьяна миновала стойбище бурых контейнеров, покрытый брезентом загон для велосипедов, котельную... Она толкнула дверь и стремительно ворвалась в жарко натопленную мастерскую.
Леон обернулся. Черные глаза метнулись к распахнутой двери. Челка падала на лоб, и сплюснутый нос казался еще шире.
– Ты чего?! — испуганно закричал он.
В заваленной железками мастерской его голос прозвучал громко, словно через усилитель. Татьяна протиснулась к табурету. Сбросила на пол какие-то втулки, села, протянула руки и коснулась Леона.
– Мама все узнала... Ты слышишь? Надо что-то решать.
– Что решать? — Леон дернулся в сторону.
– Родной мой, хороший, — вспомнила Татьяна по- другу. — Нам надо записаться. Пока не знает отец... Он... Он тебя вздует, посмотришь.
– Вот так да! — изумился Леон. В тоне его скользнули привычные беззаботные ноты, которые так нравились Татьяне. — Меня вздует?! Ну-ну!
– Ты же любишь меня. Признавался. Что случилось, Леон? Давай запишемся.
– Подождем.
–
Леон искоса мазнул быстрым взглядом нескладную фигуру с вялыми руками на острых коленях. И промолчал. Татьяна откинула голову, чувствуя затылком холод железного шкафчика. Опустошенная, легкая, словно новогодний шарик. Равнодушие и усталость владели ею. Она все поняла. Все его слова — обман. Все ясно. Почему-то вспомнила Нелю с ее печальными глазами и веселой улыбкой...
Татьяна отвела взгляд от просветленного прямоугольника окна в сторону какого-то хлама и увидела четыре плоские широкие коробки. Кто-кто, а Татьяна знала, но в этих коробках. Финские сапоги за сто шестьдесят рублей, на меховой подкладке, с изящной латунной окантовкой. Такие продавались из-под полы за двести рублей... И больше...
– Кто же тебе устроил ходунки? Целых четыре пары. Состояние... Рудина, что ли?
Леон молчал, замеряя что-то циркулем.
– В благодарность за махинации с этой обувной фабрикой, да?
Леон отбросил циркуль и резко повернулся к Татьяне.
– Что ты хочешь? Катись отсюда! Катись! Присылай своего отца, побеседуем. Боюсь я очень... Ну! Катись, кому говорят?!
Леон выругался, схватил холодную руку Татьяны и распахнул дверь.
Острые углы крыш казались вколоченными в бледносиреневое небо, и если их раздвинуть, то небо, потеряв опору, упадет в грязный служебный двор теплым снеговым обвалом. Татьяна остановилась перед длинным трейлером, переломившим служебный двор на две половины. Она пыталась сообразить, с какого конца короче обойти этого мастодонта. Но, обойдя, уткнулась в запыленный бок второго грузовика. «Понаставили тут», — вяло подумала Татьяна и вдруг увидела тонкую фигуру Нели Павловой.
Они молча пересекли двор, вышли к винтовой лестнице. Узорные чугунные перила студили ладони. Хотелось поскорее укрыться в теплом родном брюхе старого Универмага. Странное дело — какие бы неприятности, заботы, нервотрепка и суета ни обрушивались на них вне этих стен, попадая под крышу «Олимпа», они физически ощущали умиротворение и покой. И это несмотря на хлопотливую работу. Возможно, оттого, что каждая из них в той или иной степени чувствовала себя хозяйкой...
Татьяна толкнула дверь на площадке второго этажа, и они очутились в незнакомом тамбуре.
– Курить есть? — спросила Татьяна.
Неля развела руками. Татьяна огорченно передернула плечами и привалилась спиной к стене.
– Я тебе сейчас что-то расскажу, — произнесла она, глядя в испуганные глаза подруги.
И Татьяна принялась рассказывать.
Доброе лицо Нели стянула страдальчески-изумленная гримаса. Как?! Стелла Георгиевна Рудина, их заведующая отделом... и повязана с жуликами, завалила Универмаг дрянью ради своих интересов?! А они, продавцы, не знают, куда деть глаза от стыда перед покупателями...