Университет имени Конкордии Непобедимой. Маскарад
Шрифт:
– Этот Ваш Инсектум… Он что, пытается копать под кого-то? – прищурился Ангор. – Неужели пришел-таки к выводу, что виновница – Вы?
– Еще чего! – рявкнула Децедера, напрягаясь. – Если бы такое произошло… Погодите-ка, не считаете ли Вы…
– Нет-нет, что Вы! Разумеется, нет, Вы не имеете к случившемуся никакого отношения. – Ректор слабо улыбнулся, пытаясь казаться вежливым, но внутри у него все так и бурлило. – Я знаю, кто совершил все эти злодеяния, и знаю, что грядет.
Повисла короткая пауза.
– В таком случае, я очень жду подробностей.
– А я очень жду, когда же Вы, в конце-то концов,
Женщина вскочила со своего места, активировав Манипуру: ее живот загорелся золотым, словно внутри него внезапно загорелся крохотный Златолик, а комнату наполнили жуткие двойники – клоны, что обступили Децедеру со всех сторон, готовясь к атаке.
Ангор наблюдал за этим, сдвинув брови.
– Не притворяйтесь, что играете на стороне людей. Может быть, Аминий и считает нормальным издеваться, наслаждаясь моей неосведомленностью в разгадывании дурацких ребусов – ему простительно. Но чтобы Вы, и так открыто сновать у меня перед самым носом, надеясь, что я ничего не замечу? Считая меня слепцом и глупцом?
– Как Вы узнали? – рявкнула Децедера, медленно активируя алую Муладхару и поднимаясь в воздух вместе со всеми своими двойниками, что медленно пульсировали в воздухе, тараня Ангора пронзительными и пустыми глазами. – Я ничем себя не выдала.
– Разумеется, ничем. – Ангор развел руками, оставаясь демонстративно спокойным. – Любой профессионал, годами сражавшийся с тварями, будет знать, как они устроены. Любой великий чародей сможет создать астральные руки и пользоваться ими, как своими, если достаточно потренироваться. Вот только – как насчет родственных уз?
Он похлопал ладонью по лампе, болтающейся у него за поясом, и зрачки Децедеры расширились. Она тяжело сглотнула, готовясь к атаке.
Ангор слабо усмехнулся, чувствуя, как гнев растекается внутри, а энергия джинна – врожденная, могучая, непоколебимая – подступает к горлу, готовясь излиться лавой и песком прямо из глотки. Он знал, что глаза его теперь горят алым, по щекам текут кровавые слезы, а зубы заостряются и удлинняются, готовые рвать всякого, кто встанет на пути.
– Декурсия декурсию видит издалека, дайра Децедера. Мы ведь, в конце концов – дети одного поколения.
Глава первая, в которой мы перенесемся чуть назад во времени, дабы лицезреть Священную Ночь.
Пуэлла сидела на огромном троне из человеческих костей, чувствуя, как сердце неистово бьется в грудной клетке, а в глазах стоят тяжелые слезы. Комната, в которой она пребывала, находилась все в тех же катакомбах под кьярта-ваддским храмом, однако ее мрачная красота выглядела скорее по-премерски: черные аркатуры, что обыкновенно помещают на фасадах, смотрелись странно и жутко в сочетании с тощими каменными статуями, что, расположенные по всему периметру, тянули к трону свои длинные когтистые руки.
Девушка всматривалась в таинственные надписи на их обнаженных бюстах: должно быть, то были древние имена, высеченные на неизвестном витиеватом языке.
«Особом языке декурсий, должно быть, – поправила она себя. – Эти статуи изображают именно их».
Ее руки украшали роскошные наручники, сверкающие, начищенные до зеркального блеска. Коротенькая цепочка, натянутая между ними, лишь смотрелась изящной и хрупкой: Пуэлла чувствовала, как она пульсировала, полнилась неведомой магией, и от этого становилось еще больше не по себе.
Никогда прежде девушка не видела предмета, столь яростно излучающего волшебство, и, признаться, было в этом что-то до отвратительного неестественное.
– Ну что, дочь богини? О чем задумалась? – спросил Вин. – Выглядишь так, словно строишь планы относительно дальнейшего правления.
Он сидел на полу рядом, прикованный за шею к треклятому трону. Его руки и ноги сдавливали отвратительные позвякивающие кандалы, которые дребезжали всякий раз, когда юноша пытался хотя бы немного пошевелиться. Пуэлла закрыла глаза, собираясь с силами и глотая слезы. Ей нужно было что-нибудь придумать, нужно было спасти своих друзей и уйти отсюда как можно скорее, чтобы предупредить всех в Университете.
«Впрочем, разве это поможет? Декурсии могущественны, и теперь, когда я отказалась пожертвовать свою душу Антарсу, все пойдет по наихудшему из возможных сценариев».
– Ну, меня хотя бы накормили, – снова подал голос Вин. – И нарядили. И даже глаза подкрасили, представляешь? Теперь я выгляжу как ками из религиозной книжки, только маски не хватает.
– А ты пытаешься держаться молодцом, – слабо улыбнулась Пуэлла. – Знаешь, я восхищаюсь тобой.
Ее голос снова дрогнул, и девушка, чувствуя гнетущую беспомощность, опустила голову на грудь. Как и Вин, она была нарядна и разукрашена, словно подарочная фарфоровая кукла из роскошного премерского магазина: длинные серьги свисают до плеч, широкие штаны, расшитые узорами, настолько жесткие и неудобные, что натирают кожу. Широкая рубаха, явно предназначенная для ритуала и расписанная странными рунами, была ей настолько не с плеча, что одной из декурсий, трудившихся над процессом облачения Пуэллы в праздничный наряд, пришлось ушивать ее, пока девушка, обнаженная до пояса, унизительно стояла в окружении молчаливых почитателей и ждала. Ждала своей судьбы.
Сейчас все декурсии разом куда-то подевались, и в катакомбах стало тихо: ни шагов, ни голосов, только гулкая и отвратительная тишина. Корвуса Пуэлла так и не увидела: возможно, он снова впал в забытье и потерял сознание. Она закрыла глаза, сконцентрировалась на Печати Согласия, вспомнила Корвуса – его горбатый нос, его надменный оскал, его сияющую золотую серьгу, которую тот никогда не снимал – и потянулась навстречу.
Ничего.
– Они не могут быть сильнее тебя, – мягко сказал Вин. – Пока Священная Ночь не наступила, мы должны придумать, как бежать. Вдруг у нас еще есть шанс?
– Ты уже пытался выбраться из кандалов с помощью чакр, – выдохнула Пуэлла. – Пытался взывать к Рин-Тадд. Все тщетно, ровно как и мои дурацкие попытки. Думаю, все, что нам остается, это принять судьбу.
Юноша сглотнул и уставился перед собой. Пуэлла чувствовала повисшее между ними напряжение недосказанности, что ощущалось еще тяжелее в этом сыром воздухе катакомб, в этой отвратительной и гнетущей тишине. Один из эгрегиусов упомянул, что Вин станет жертвой – значит ли это, что при имеющемся раскладе он даже не доживет до утра?