Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
Шрифт:
Пока же президент наслаждался переменой обстановки и тем простором, который открылся перед ним в океане и в политике. Президент держался достаточно чопорно, часто уединяясь в своей каюте, обедая в ней, приглашая в нее своих советников. Собеседники отмечали в эти дни раскованность этого обычно довольно чопорного человека. В президентской каюте легким пером набрасывает он программу своего самого тяжелого дипломатического испытания. «При первой же возможности, после того как я встречу премьеров и собственными глазами увижу, что они собой представляют, показав им одновременно, что я собой представляю, я постараюсь узнать у них, какова их программа. Очевидно, что они планируют и откровенно хотят получить все, что могут… Если они будут настаивать на программе такого рода, я буду вынужден
Главное — Америка возьмет на себя роль арбитра, нужно следовать великой американской традиции справедливости и великодушия. Вильсон убеждал всех, что «мы — единственная не имеющая особых интересов нация на конференции». Вудро Вильсон был уверен, что сможет убедить всех противников своих идей. Ведь он говорит от имени масс людей, а не от групп политиканов. Он говорит от имени населения Америки, Франции, Италии, России — даже от имени населения тех стран, которые пока не имеют общепризнанных правительств.
Вторая важнейшая из развиваемых им тем — Соединенные Штаты вступили в войну не ради своекорыстных интересов. Этим США отличаются от всех прочих стран. И в борьбе против Германии Америка быта ассоциированной страной, а не союзником.
В чем заключалась суть обозначившегося уже на горизонте противоречия? В одном слове: самоопределение. Вильсон говорил о трудностях создания новых наций из стремящихся к ним поляков, чехов, югославов и многих других. Они имеют право создать государства, соответствующие их национальным устремлениям, но они должны объединить в эти государства только тех, кто желает в них жить. Из всех идей, которые вез Вильсон в Европу, идея национального самоопределения была наиболее неясной, туманной, сложной. (Уже во время хода самой Версальской конференции глава американской миссии в Вене сделал запрос в госдепартамент и президенту: дать точное определение принципа национального самоопределения. Ответа на этот запрос никогда не поступало.) Вильсон обычно предлагал как минимум следующее: «Автономное развитие, право тех, кто подчиняется властям. Учитывать права и обязанности малых народов». Что эти абстракции означали для конкретики создания политических границ?
Заметим, что Вильсон не испытывал симпатии к сторонникам ирландского самоопределения. Когда делегация ирландских националистов поставила вопрос о своем самоопределении, Вильсон переадресовал вопрос в Лондон. Он полагал, что ирландцы живут в демократической стране и могут решить свои внутренние вопросы в рамках британской политической системы.
Сомнения выказывали даже ближайшие сотрудники. Лансинг спрашивает сам себя в дневнике: «Когда президент говорит о самоопределении, что, собственно, он имеет в виду? Имеет ли он в виду расу, определенную территорию, сложившееся сообщество? Это смешение всего… Это породит надежды, которые никогда не смогут реализоваться. Я боюсь, что это будет стоить тысяч жизней. И в конечном счете этот принцип будет дискредитирован, поскольку его приверженцы пойдут за мечтами идеалистов, до тех пор, пока будет уже совершенно поздно спросить с тех, кто попытался реализовать этот принцип». Что такое нация? Общее гражданство, как в Соединенных Штатах, или этническая близость, как в Ирландии? И сколько самоуправления достаточно? Как сказал Сидни Соннино, бывший итальянский премьер, «война безусловно оказала воздействие на всегда существующее чувство национальной привязанности… Возможно, Америка укрепила это чувство, изложив свои взгляды с такой силой и ясностью».
С наибольшим удовольствием проводил Вильсон время со своими помощниками, когда предметом обсуждений становился способ предотвращения грядущих войн, новый тип международных отношений в будущем. В этом вопросе Вильсон держался той идеи, что принцип баланса сил как средство поддержания мира дискредитировал себя полностью. В будущем не будет места тайной дипломатии, сговору нескольких великих держав против соседей, против малых держав. Будет введен контроль над вооружениями, последует всеобщее разоружение. Самой дорогой для Вильсона идеей явилась идея создания международной организации по поддержанию мира — Лиги Наций. В нем говорил либерал и христианин. Законно избранные правительства не воюют. «Таковы, — говорил еще в сентябре 1917 г. президент Вильсон, — принципы всех глядящих вперед мужчин и женщин повсеместно, это принципы каждой просвещенной нации, всего просвещенного человечества. И эти принципы должны возобладать».
У американской исключительности всегда были две стороны — готовность предложить свое решение тем, кто либо обращается за советом, либо попал в тупик; гневное желание повернуться спиной, если твои советы отвергли. Еще на пути в Париж Вильсон полушутя сказал, что если его принципы и предложения отвергнут, то катастрофа неизбежна, а сам он «спрячется где-нибудь в Гуаме». Вильсон просто олицетворял собой Америку, он был стопроцентным американцем. По определению Ллойд Джорджа, «он прибыл на Парижскую конференцию как миссионер, чтобы спасти погрязших во грехе европейцев».
Не трудно занять высокомерную позу и постараться высмеять прозелитизм янки. Но в те времена миллионы людей, ужаснувшихся тому, до чего способен дойти человек — что показала самым страшным образом мировая война, — разделяли веру Вильсона в возможность более разумного устройства мира. Вильсон убедительно олицетворял эти надежды. Его «14 пунктов» были моральным обоснованием начинающейся мирной конференции.
Пока президент пересекал Атлантику, в Европе его именем называли улицы и площади. Со стен домов смотрели плакаты: «Мы хотим мира Вильсона». В Италии солдаты падали на колени перед его портретом, во Франции даже левые на диспутах бились за адекватное трактование его идей, его имя произносили арабы в пустыне, повстанцы в Варшаве, греки на островах, студенты в Пекине, корейцы, стремящиеся выйти из-под японского колониального ига. И более всего Вильсон боялся разочаровать этих людей.
Размышления касались и главного проектируемого дипломатического механизма — Лиги Наций. Соглашение о создании Лиги Вильсон считал неотъемлемой частью мирного договора, без этой организации игра не стоила свеч. По идее президента. Лига Наций должна была «дисциплинировать» мир с учетом нового расклада сил. «Ядро Лиги составят Великобритания, Франция, Италия, Соединенные Штаты и Япония. Ради защиты своих интересов и другие нации вступят в Лигу. Нынешнее хаотическое состояние Германии несомненно делает необходимым дать ей некоторый испытательный срок, пока она не сможет положительно зарекомендовать себя и получить право на вступление. Подобной же политики нужно будет придерживаться в подходе к новым государствам, образованным из частей Австро-Венгерской империи».
Преследуя «вселенские» замыслы, президент Вильсон весьма ревниво относился к организациям глобального масштаба, таким как Римско-Католическая церковь. С его точки зрения, если позволить Австрии слиться с Германией, то возникнет огромное государство под очень большим влиянием Ватикана. Самым важным в данном случае было геополитическое соображение. Если позволить слияние двух государств, «это будет означать, что новая Германия будет самой могущественной державой на континенте». Поэтому Вильсон склонялся к тому, чтобы Германия и Австрия были разделены.
Но неверно думать, что на борту «Джорджа Вашингтона» глобальным планированием занимался лишь один президент. Несколько сот членов американской делегации проводили вечера в обсуждении уникальной позиции, в которой оказались Европа и мир в момент приобщения Америки к мировой политике. Элиту делегации составила исследовательская группа полковника Хауза, уже более года посвящавшая свое время определению мировых перспектив и выработке оптимального курса США. На рейде Азорских островов Вильсон пригласил эту команду в свою каюту. Именно тогда, 10 декабря 1918 г., безусловно талантливые американские специалисты получили более конкретные, чем прежде, указания руководителя американской дипломатии.