Упадок и разрушение
Шрифт:
– Я служил корректором в "Холливелл пресс", - распинался сэр Хамфри.
– А потом изучил стенографию и печатал в местных газетах проповеди, читавшиеся в университетской церкви...
Пока он говорил, подстриженные тисы как будто посерели и покрылись трущобной копотью, а отдаленный голос патефона все больше напоминал развеселую шарманку, поющую во дворе.
– В Сконе я учился со стоящими парнями...
– Тут сэр Хамфри фамильярно помянул несколько высокопоставленных особ.
– Но никому из них не довелось пройти мой жизненный путь...
Поль, по
– Мне нечего стыдиться!
– разглагольствовал сэр Хамфри.
– Я пробился дальше других. Если так пойдет, я в один прекрасный день возглавлю нашу партию. Но этой зимой у меня возникло ощущение, что я достиг предела. Настало время, когда я бы с радостью перешел в палату лордов, бросил писанину, завел бы лошадок, - тут его глаза затуманились, как у модной актрисы, описывающей свою виллу, - и еще - яхту, и особнячок в Монте-Карло. Другим-то это раз плюнуть, и им это отлично известно. Надо дожить до моих лет, чтобы понять, как невыгодно рождаться на свет без приличного состояния.
В воскресенье вечером сэр Хамфри предложил "перекинуться в картишки". Остальные отнеслись к этой идее холодно.
– Не слишком ли это легкомысленно?
– молвил Майлс.
– Ведь как-никак воскресенье... Я обожаю карты, особенно королей - забавные старикашки! Но если мы будем играть на деньги, я могу огорчиться и заплакать. Сыграйте с Памелой, она у нас мужественная и решительная.
– Поиграем лучше на билльярде. У нас получится настоящий дачный вечер, - предложил Дэвид.
– Или давайте устроим деревенский кавардак!
– Ах я старый греховодник, - причитал Майлс, когда его наконец усадили за карты.
Сэр Хамфри выиграл. Лорд Какаду просадил тридцать фунтов, достал бумажник и расплатился десятками.
– Он передергивал!
– сообщила Оливия и отправилась спать.
– Да что ты говоришь, дорогая! Мы его за это накажем: ничего он с нас не получит, - ответил Майлс.
– Да ты что! Как можно!
Питер бросил монетку и выиграл у сэра Хамфри в "орла и решку".
– Я как-никак хозяин, - заметил он.
– В ваши годы, - сказал сэр Хамфри Майлсу, - мы ночи напролет резались в покер. Большие деньги выигрывали.
– Ах безобразник!
– ответил Майлс. Рано утром в понедельник "даймлер" министра перевозок отъехал от дома.
– Он, наверно, думал повидаться с мамой, - объяснил Питер, - но я ему объяснил, в чем у нее дело.
– Тебе не следовало так поступать, - покачал головой Поль.
– Да, не очень хорошо вышло. Он страшно возмутился: дескать, даже в трущобах дети моего возраста не знают о таких вещах. Он жуткий обжора. И вообще, я все время разговаривал с ним о железной дороге, чтобы он не скучал.
– По-моему, старичок
– Он -единственный, кто не счел необходимым из вежливости сказать что-нибудь о доме. Кроме того, он рассказал мне, какие бетонные конструкции используются теперь при перестройке домов для правительственных служащих в отставке.
Питер и Поль отправились в овальную классную комнату на очередной диктант.
Когда последние гости уехали, миссис Бест-Четвинд явилась, после своего кратковременного наркотического запоя, свежая и изысканная, как старинная серенада. Орхидеи, казалось, распускались под ее стопами, когда она брела по лугу зеленого стекла от лифта к обеденному столу.
– Лапочки!
– мягко сказала она.
– Устали от зануды Контроверса? От всей этой банды! Не помню только, кто должен был быть на этот раз... Я давно никого не приглашаю, - добавила она, глядя на Поля, - но все равно едут.
Она всмотрелась в опаловые глубины своего абсента.
– Совершенно ясно, что мне нужен муж. Но ведь Питер такой капризуля...
– У тебя кошмарные ухажеры, - ответил Питер.
– Иногда меня так и подмывает выйти за старичка Контроверса, -продолжала Марго Бест-Четвинд.
– Чем не опора в жизни?! Только Марго Контроверс звучит как-то... нарочито, а? Представляете, какое он выберет имечко, если его сделают пэром?
В жизни никто не был так нежен с Полем, как Марго Бест-Четвинд в эти дни. Всюду - в сверкающих лифтах, в апартаментах и извилистых коридорах необъятного дома - он словно плавал в золотистом тумане. Утром, вставая с постели, он чувствовал, как какая-то птица щебечет у него в груди. Вечером, ложась спать, он склонял голову на руку, еще хранившую слабое благоухание изысканных духов Марго Бест-Четвинд.
– Поль, милый, - сказала она однажды, когда, держась за руки, они поднимались к беседке над прудом, на берегу которого на них только что напал лебедь.
– Поль, мне не верится, что ты опять вернешься в эту кошмарную школу. Пожалуйста, напиши доктору Фейгану и откажись.
Беседку на пригорке у пруда воздвигли в восемнадцатом веке. Поль и Марго постояли на стертых каменных ступенях, по-прежнему держась за руки.
– Куда же мне податься?
– молвил Поль.
– Миленький, я найду тебе работу.
– Какую, Маргарет?
– Поль внимательно следил, как лебедь торжественно скользит по глади пруда, и не смел поднять глаза.
– Ну, Поль, ты бы остался тут... и защищал бы меня от лебедей... Ладно?
– Марго замолчала, высвободила руку и достала из кармашка дамский портсигар.
Поль чиркнул спичкой.
– У тебя дрожат руки, милый! Ты слишком увлекаешься коктейлями, а Питер, хоть и неплохо их сбивает, злоупотребляет водкой. Право, я бы подыскала тебе приличную работу! Ты не должен возвращаться в Уэльс! На мне ведь дело покойного папы, это в Южной Америке. Разные там... увеселительные заведения, кабаре, пансионы, театры... Ну, и всякое такое. Если хочешь, подберем тебе работу и будешь мне помогать.
Поль замялся.
Я ведь не говорю по-испански...
– начал он.