Упавшие как-то раз
Шрифт:
— Вовсе не этого я боюсь, глупая! — со страстью прошептал тот. — Ты мне нравишься, понятно? Я от тебя без ума.
Пришлось приложить немало усилий, чтобы отстранить его от себя.
— Без ума. Значит, сумасшедший. А с сумасшедшими, — сказала я, — следует быть настороже. Никогда не знаешь, что они выкинут в следующий момент.
Да, с моей стороны ответить так было жестоко. Но что поделаешь, если не лежит душа? Я только сейчас поняла, что ни с кем, совершенно ни с кем в этой стране связываться не хочу. Скорее бы домой…
Остаток ночи во временном коридоре
Потом Арчи принес билеты. Сказать, что он был подавлен, было бы преуменьшением. Он был не просто подавлен. На него больно было смотреть.
— Я бы поехал с вами, но у меня завтра гольф на королевских полях с Лео и Ануаром, — с вымученной улыбочкой оправдался он. — Эсфирь готова. Она уже ждет на вокзале. Провожать не буду. Ужасно не люблю прощаться.
Я запрыгнула в вагон, когда до конца временного коридора оставалось секунды две. Бежать между застывшими фигурами в лохмотьях (которые, по словам Арчи, обыкновенно устраивали на ночном вокзале свои отвратительные сборища) было страшновато. Но когда в поезде я натолкнулась на Эсфирь, страх мгновенно улетучился. Она создавала впечатление надежного человека.
До отправления оставалось каких-то пять минут, когда в купе заглянул кондуктор и попросил предъявить билеты. Потом в стаканах на железных подставках принесли пересахаренный чай.
— Слышала, ты убегаешь от неприятностей, — своим глубоким голосом сказала Эсфирь. Я даже немножко обиделась. Что значит, убегаю? Неужели я похожа на трусиху?
— Фарид, не так ли? — продолжила допрос та. — Он только с виду безобидный. Уж я-то знаю.
Хорошо бы она не просто знала. Хорошо бы Рифат изобрел что-нибудь наподобие камер наблюдения или подслушивающих жучков. Цены бы такому изобретению не было. Я поделилась этой мыслью с Эсфирью.
— Рифат так поглощен идеей избавить людей от язв, что все прочие идеи просто меркнут в его уме, — вздохнула та. — Если нужны жучки, лучше обратиться к братьям Мадэн.
«Только к одному из них, — подумала я. — Да и то рискованно, ведь второй может запросто узнать о наших миротворческих планах».
Я прислонилась лбом к холодному окну, за которым под аккомпанемент колесного стука шло живое кино. То промелькнет в предрассветной мгле гордая заснеженная ель, то проскочат вереницей бледные холмы, поросшие, точно редкими волосинами, коричневыми стеблями трав, то расстелется по обе стороны от путей заледеневшая озерная гладь.
«А есть ли смысл в том, чтобы убегать? — задаюсь вопросом я. — Зачем скрываться, если рано или поздно судьба всё равно тебя настигнет?»
И тут же следующая, бодрящая мысль: я еду в географическое общество, а затем — предупредить Юлия. Никакой позорной капитуляции. Пуаро будет следить за врагом во вражеском стане, в то время как я займусь укреплением внешних позиций. Мы установим в стране порядок. О да! Мы покажем этим негодяям, где лисы зимуют!
Поезд мчался по рельсам в неизвестность, усыпляюще бормоча и лишь изредка вздрагивая протяжным гудком. А напротив меня сидела Эсфирь, облаченная, несмотря на холода, всё в то же яркое сари. Окутанная ароматами гвоздики и жасмина, с серьезным взглядом и строгими чертами лица. Я сразу, еще при первой встрече, поняла: перед нею нельзя ни лгать, ни осуждать людей, ни насмехаться над чужими недостатками. То невычурное благородство, с которым она говорила, двигалась или даже просто пила чай, заставляло меня усмирять свой нрав и замолкать, когда хотелось пожаловаться на жизнь или назвать кого-нибудь глупцом. Эсфири была присуща некоторая резкость, но ее высказывания почти всегда оказывались верными. Она легко могла распознать, что перед нею за человек. Достаточно было лишь раз на него взглянуть.
От размышлений меня отвлек визг несмазанной раздвижной дверцы. На сей раз в купе появился не кондуктор, а какая-то ветхая, антикварная старушка. На ее седых волосах сидел вязаный чепец, с морщинистого лица доброжелательно смотрели маленькие темные глаза.
— Разрешите присоединиться, — воркующим голосом попросила она. Эсфирь смерила ее изучающим взглядом и подобрала подол сари.
— Куда путь держите? В Центриус? — осведомилась старушка. — Говорят, сейчас у тамошних рыболовов знатный улов. Но Суолийское море бороздят странные суда с заграничными флагами. Дымят, коптят наше чистое небо, а к берегу не подходят.
Старушка подперла голову жилистой рукой и уставилась на меня.
— Вы это к чему ведете? — опасливо спросила я.
— Будьте осторожны, — предупредила старушка. — Не ходите по безлюдным кварталам. И с торговками много не болтайте. Особливо о короле.
Король?! Я прямо-таки подскочила. А как она сама-то узнала?
Старушка заговорщически улыбнулась и проковыляла к раздвижной двери.
— Ни слова, — добавила она, уходя. И — то ли мне показалось, то ли взаправду — хитро подмигнула.
Эсфирь всё это время сидела безучастно, сложив руки на груди и опустив подбородок. Когда старушка удалилась, исподлобья взглянула на меня.
— На ближайшей станции сойдем, — сказала она.
Ближайшая станция располагалась в городке Листопадном, сквозь который, как нитка сквозь бусину, проходила стремительная река Пимерида. Сейчас в Листопадном никакого листопада, разумеется, не было. Он походил на сказочный городок, где вполне мог бы обитать Санта-Клаус вместе со своими помощниками-эльфами. Улицы застилало серебро снежного покрова, замерзшие фонтаны блестели в лучах скупого солнца. Тишина и покой. Одним словом, мечта.
Я заметила обмотанные разноцветными шарфами деревья, покрытые орнаментами фонарные столбы и протянутые от одного дерева к другому нити с детскими вязаными носочками, звездочками да варежками. Эсфирь шагала уверенно, в сандалиях на босу ногу, и, судя по всему, не мерзла. Зато при взгляде на нее я мерзла за нас обеих.
— Ты бы хоть шарф повязала, — не выдержала я. — Вон сколько их на деревьях!
Эсфирь только рукой махнула, мол, нечего пороть ерунду.
Я послушно шагала за ней, минуя переулки с таинственными, точно игрушечными магазинчиками и длинные здания с зеркальными витринами, где, за стеклом, стояли разряженные манекены.