Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо
Шрифт:
– Или в другой мир, – сказала Ирина, поднимаясь с дивана, – только… они нас видят, а мы их нет. – Она замолчала. Стало обидно, что такой необычный сон почему-то забрел не к ней, а к Леночке.
– Так ты придешь к нам в пятницу? – Подруга продолжала стоять у зеркала, придирчиво разглядывая свое отражение.
– Приду. И papa обещал быть. Он любит у вас бывать. Мне даже кажется, что он неравнодушен к Софи, – как бы между прочим сказала Ирина и заметила, что рука Леночки, поправляющая косынку, замерла.
К своей старшей сестре Софи, женщине красивой, незаурядной и опытной, Леночка относилась с благоговением и даже
– Кстати, Александр Федорович будет? – поинтересовалась Ирина.
– Что тебе в Керенском? – чуть наморщила носик Леночка и, подойдя к столику, на котором были разложены лекарства и ампулы, взяла в руки лоток с градусниками.
– Барышни! – В приоткрытую дверь весьма кстати заглянула сухонькая старушка со шваброй и ведром в руках. – Что ли я пол помою?
– Поликарповна, вы палаты помойте сначала! – строго велела Леночка.
– Помыла уж. Неужто не слышали? Я громко мою, – обиженно поджала губы санитарка, которая действительно мыла пол так, что слышал весь этаж – с прибаутками, беззлобным ворчанием, задушевными беседами с ранеными, а иногда даже, не отрываясь от основного занятия, начинала петь или приплясывать вокруг швабры, чтобы развлечь какого-нибудь «грустнящего» солдатика. Раненые Поликарповну любили и ждали, когда та придет. Она же сама считала себя человеком незаменимым – чуть ли не самым главным в госпитале.
– И коридор убрали? – пряча улыбку, спросила Ирина.
– Не добралася еще, – старушка бросила хитрый взгляд на девушек. – Да поняла я, поняла. Не глупая, поди. Щас пойду коридор помою и уж после – сюда приду. А вы пока свои секреты секретничайте. Оно понятно. Дело молодое. «Помню, я еще молодушкой бы-ла-а», – пропела она задорно и, энергично качнув ведром, из которого на пол выплеснулась вода, скрылась за дверью.
– Так что тебе в Керенском-то, я спросила? – Леночка с любопытством взглянула на подругу.
– Не знаю, – пожала плечами Ирина. – Александр Федорович вовсе не мой идеал, но человек он немного странный, а я, сама знаешь, люблю необычных людей. То вроде тихий, робкий, застенчивый даже, а то вдруг – Наполеон!
– Ну уж ты скажешь – Наполеон, – скептически заметила Леночка. – У него даже и треуголки-то нет. Вряд ли он придет. У него ж здоровье не в порядке, – сказала многозначительно, видно для того, чтобы удивить подругу своей осведомленностью. – Туберкулез в одной почке оказался, ему ее вырезали. Еще от операции не до конца оправился.
– Да знаю я про операцию, – сказала Ирина. – Потому и спрашиваю. Значит, говоришь, не будет его? – бросила вопросительный взгляд на подругу.
– Точно не будет, – ответила та.
– Жаль. Но я буду определенно. Очень праздника хочется.
Выйдя из госпиталя, Ирина сразу же приподняла воротник пальто, кутая шею от пронизывающего холодного ветра. Тяжелое серое небо, будто обпившись водой из Невы, грозило опрокинуться дождем. Улица была безлюдна, что казалось необычным даже в этот ранний час. Надрывный металлический скрежет колес и тревожные переливы звонка заставили остановиться, чтобы пропустить облепленный людьми трамвай, который вынырнул из-за угла и со стоном прогрохотал мимо, жалуясь на непосильную ношу и раскачиваясь из стороны в сторону, словно желая стряхнуть с подножек уцепившихся друг за друга людей.
«Все держатся один за другого вовсе не из желания помочь ближнему, а от страха свалиться под колеса и превратиться в изрубленный кусок мяса», – подумала Ирина, провожая трамвай взглядом и, представив, как это могло бы случиться, негромко произнесла:
– Как страшно…
– Страшно… – вдруг эхом отозвалось за спиной.
Она обернулась, наткнувшись на колючий, странно раздвоенный взгляд высокого небритого мужчины с несоразмерно маленькой головой в надвинутой на глаза кепке, неожиданно оказавшегося в полушаге от нее.
– Что? О чем это вы? – растерянно переспросила она.
– О том же, о чем и ты, – сиплым голосом сказал незнакомец. – Мысли наши вроде того… совпали, – ухмыльнулся он, обнажив мелкие прокуренные зубы. – Ты сказала, что страшно. И я думаю, что страшно, – ухмылка будто застыла на его лице.
– Вам? – Ирина окинула мужчину взглядом снизу вверх. – И отчего же вам страшно? – спросила с настороженной усмешкой.
– Да не-ет! Это вам должно быть страшно, – все еще продолжая ухмыляться, протянул косоглазый. – Вот я и подумал… этот трамвай, когда проехал, ты на него еще глядела, он ведь как наша Россия – перегружен.
– И что дальше? – недоуменно спросила Ирина и, пользуясь завязавшимся разговором, двинулась по направлению к дому.
Мужчина пошел рядом.
– А дальше… – Попутчик задумался и потер ладонью шею. – Знаешь, что надобно, чтобы этот трамвай… ну… как бы, изменился?
– Думаю, следует перекрасить, – съехидничала Ирина. – Какой цвет предпочитаете?
– Не об том я тебе говорю, – косоглазый посмотрел с раздражением. – Что надобно сделать, ну, чтобы трамваю легче было ехать?
– И что же? – Странный разговор можно было бы считать забавным, если бы не раздвоенный взгляд незнакомца.
– Я так думаю, – глаза мужчины сузились. – Надо уничтожить половину, а, черт его знает, может, и больше этих… сс-уук, присосавшихся, как пиявки, – сказал он злобно. – Сосут, сосут народную кровь, – почти прошипел он. – Думают, без них Россия – ну, никуда! – Мужчина распалялся все сильнее. – Давить надобно. Дави-и-ить… Тогда и ехать легче… – Он осклабился.
– Это, как я понимаю, вы про богатых? Женщин и детей тоже давить собираетесь? – не смогла не поинтересоваться Ирина.
– Не-ет! – примирительно протянул мужчина. – Бабы, они, известно, для радости мужиков созданы. Вот тебя ежели, к примеру, взять, – бросил вожделенный взгляд на Ирину. – Очень даже привлекаешь. Я потому за тобой и пошел.