Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали
Шрифт:
К концу 1990-х гг. выяснилось, что политическое освобождение было не более чем побочным продуктом кризиса коммунистических режимов. Периферийный капитализм в долгосрочной перспективе с демократией несовместим, в лучшем случае она превращается в декорацию, фасад. Возвращение левых в Восточной Европе (да и во всем мире) в конечном счете зависит от того, насколько они смогут стать ведущей демократической и новаторской силой. В первую очередь левые должны предложить новую модель государства и общественного сектора — открытую, динамичную, ориентированную на решение стратегических задач развития. Успех левых зависит и от того, смогут ли они в качестве альтернативы глобализации выдвинуть новую модель региональной интеграции — равноправной и свободной от имперского наследия.
Исторический цикл русской революции еще
Многократно обманутый советский обыватель понемногу осознал, что его обвели вокруг пальца, но так и не испытал по этому поводу должного стыда. А ведь российские либералы не просто манипулировали незрелым массовым сознанием, не просто пользовались неопытностью людей, не знающих законов рыночной экономики. Они изначально апеллировали к самым темным и низменным сторонам человеческой натуры — жадности, зависти, самоуверенности, жестокому пренебрежению участью слабых и расистскому равнодушию к судьбе других народов. Те, кто в 1989 г. считали себя «сильными» и потенциальными победителями, на самом деле оказались «слабыми» и проигравшими. Но с моральной точки зрения их позиция не стала бы более приемлемой, даже если бы дела сложились несколько иначе. В целом советские люди получили именно то, чего заслуживали. Маркс был совершенно прав, когда заявил: «У неразумного народа не может вообще быть речи о разумной государственной организации» [412] . Ни стоны разоренных вкладчиков, ни даже жалобы полуголодных учителей или ярость обманутых шахтеров не могут вызывать сочувствия до тех пор, пока сами люди не пытаются изменить свое положение. Борьба не всегда ведет к победе, но без борьбы не может быть не только победы, но и элементарного уважения к себе.
412
Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. I. С. 285.
Для того чтобы изменить свое положение, россиянин должен переделать себя, превратившись из жертвы в борца, из обывателя в гражданина, из обманутого потребителя в сознательного пролетария. Превращение далеко не простое и такое болезненное, что оно требует резкого разрыва с собственным прошлым опытом. Но другого пути нет.
«Надо заставить народ ужаснуться самого себя, чтобы вдохнуть в него отвагу», — писал молодой Маркс [413] . Речь идет в данном случае не только о смелости людей, готовых безоружными выйти навстречу армии и полиции, — такой бесшабашной и безответственной удали в России всегда было довольно. Речь идет об отваге политического действия, о способности к самоорганизации, о готовности отвечать за собственные поступки, не полагаясь на указания «начальства» и поучения интеллектуальной элиты.
413
Там же. Т. I. С. 417.
Идеологический и социальный кризис режима капиталистической реставрации создал своеобразный спрос на левую идею. Происходит смена поколений, накапливается новый политический опыт, а главное, в самом обществе, несмотря ни на что, консолидируются групповые и классовые интересы. Этот процесс идет чрезвычайно медленно, создавая своего рода островки новой политизации, но как бы ни были они малы, именно здесь единственный реальный шанс не только для возрождения левого движения, но и для демократического развития страны.
Спрос на радикальные и социалистические идеи прямо пропорционален растущему разочарованию в итогах капиталистической реставрации. Вопрос лишь в том, как долго будет происходить формирование обновленной левой идеи в стране, где население разобщено, интеллигенция потеряла свою традицию, а классовая борьба развивается в рамках корпоративного общества. Однако в значительной степени это зависит от нашей способности извлечь политические, организационные и моральные уроки из предшествующих поражений, соединить политику, выражающую потребности модернистских «новых средних слоев» с активной защитой интересов «корпоративных» и «маргинальных» масс.
Пытаясь объяснить причины собственных неудач, идеологи левых ссылались на информационный террор, который развернуло против них правительство. Александр Бузгалин считает корнем зла «конформизм большинства населения страны». Этот конформизм, «сформированный десятилетиями застоя, едва поколебленный годами перестройки», в условиях капиталистической реставрации лишь слегка изменил форму. Чтобы противостоять ему, левые должны уподобиться «садовникам», выращивающим нового, способного к самоорганизации человека в «саду» массового демократического движения [414] . Этот подход, весьма близкий к западному постмодернистскому марксизму, не мог не получить распространения среди левых, деморализованных не только событиями 1989—1991 гг., но и чередой поражений в 1993—1996 гг. К тому же, как ни парадоксально, он вполне соответствовал и просветительским традициям русской интеллигенции. Однако «конформизм» постсоветского общества порожден определенными социальными условиями, которые не могут быть просто преодолены воспитанием. Проблема в том, чтобы объединить и организовать людей такими, каковы они есть, исходя из их реальных проблем и потребностей. Задача, решить которую российским левым к середине 90-х оказалось не под силу.
414
Бузгалин А. Белая ворона. М., 1993. С. 174, 204.
Кризис 1989—1991 гг. заставил многих социалистов отказаться от своих первоначальных идей и ценностей. Начался болезненный поиск новых ориентиров для левого движения. Психологически это напоминает блуждание в потемках. Но заблудились мы на хорошо знакомом месте. Крах коммунистических государств Восточной Европы не столько создал новую мировую ситуацию, сколько восстановил старое положение вещей, существовавшее до 1917 г., когда капитализм был единой мировой системой. Капитализм 1990-х гг. гораздо более традиционен и примитивен, нежели система, существовавшая в 1960-е или 1970-е гг. Конфликт «Север—Юг» тоже знаком социалистам, хорошо знающим дискуссии о «колониальном и восточном вопросе» в начале века. Не нова для России и ситуация, когда развитие капитализма сочетается с сохранением докапиталистических порядков, а недовольство модернизированных слоев — с протестом «общинных» трудящихся.
Каждая ситуация требует соответствующих ей подходов и методов. Там, где требуется пинцет, не пригоден гаечный ключ. И наоборот. Ирония истории в том, что именно деятели, которые размахивали гаечным ключом на протяжении 1970-х и 1980-х гг., сегодня упорно предлагают пользоваться пинцетом. Между тем, на грубую силу надо отвечать грубой силой, на политику приватизации — политикой экспроприации. Можно ли действовать по-другому? Можно. Но тогда нужно заранее быть готовым к неизбежному поражению.
Если мы действительно хотим стать выразителями интересов масс, не плетясь за ними в хвосте и не претендуя на роль самозваного авангарда, левая политика должна быть «пограничной». Иногда «в системе», иногда «вне системы». Иногда парламентская, иногда внепарламентская, но всегда классовая. Можно быть непримиримыми в одном и идти на компромисс в другом, но нужно помнить, в чем критерий приемлемого компромисса — классовые интересы трудящихся и социалистическая перспектива это не общие слова, а конкретная формула политических задач. Надо отстаивать стратегические принципы и проявлять тактическую гибкость. Но главное — постоянно прислушиваться к тому, что происходит вокруг, критически оценивая каждый сделанный шаг. Нам предстоит постоянный трудный выбор, сомнения, риск, тяжелая моральная ответственность за каждый поступок, каждое решение. Очень легко сорваться, ошибиться, сойти на один из «простых» путей. Но лишь так можно добиться действительных перемен в обществе.