Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали
Шрифт:
По словам Путина, новой национальной идеей для России должна была стать конкурентоспособность. Патриотизм следовало окончательно поставить на службу капитализму. Этот насквозь буржуазный взгляд на жизнь контрастировал с разгульным казнокрадством наивной ельцинской эпохи, которая воспринимала капитализм исключительно как общество потребления. Деятели путинского призыва были лишены прежнего размаха, насквозь прагматичны и в силу этого совершенно безлики. Торжество серости и мелочности, наблюдавшееся на всех уровнях российского государства и бизнеса, было одновременно ярким доказательством того, что элита страны освоила наконец правила буржуазного поведения.
На смену олигархам шла бюрократическая буржуазия, работающая в тесном сотрудничестве с западным капиталом. Причем это сотрудничество стало гораздо более основательным и долгосрочным, точно так же как более зрелым стал и русский капитализм.
Стремление олигархических элит к стабильности породило новую вспышку междоусобной борьбы во власти. Заменив Ельцина Путиным, кремлевская команда и олигархи думали, что меняют стареющего и слабеющего самодержца на молодого энергичного лидера. И в то же время они хотели, чтобы этот лидер был лишен инициативы во всем, что может затронуть их интересы. Увы, нельзя требовать от одного и того же человека противоположных качеств. Российская элита получила президента, который не только слишком слаб, чтобы брать на себя ответственность за собственные действия, но и зависим от влияния своего окружения. Борьба за власть и собственность внутри правящих верхов после небольшой паузы в 2001—2002 гг. вспыхнула с новой силой. Возникло ощущение: тот, кто управляет Путиным, управляет страной.
Не будучи связан ни с одним из олигархических и бюрократических кланов, Путин не стал и нейтральной фигурой. Он начал создавать свой собственный клан. Выходец из Петербурга, он перетащил в столицу бывших сослуживцев по тайной полиции и городской администрации. В скором времени «питерские» повели острую борьбу со старыми кланами не только за власть, но и за собственность.
Кремль принялся за наведение порядка внутри самой элиты, расколовшейся к концу ельцинского правления на противоборствующие фракции. Перманентный «кризис верхов» был одной из главных проблем российского капитализма ельцинской эпохи. Олигархи, одичавшие от безнаказанности и бесконтрольности к концу 1990-х гг., вдруг обнаружили, что они сами стали главным препятствием для развития буржуазного порядка в России. Консолидация правящего класса, таким образом, была объективно необходима для укрепления системы. Другое дело, что команда Путина принялась решать вопрос с помощью простых административно-силовых методов, которые только и были понятны провинциальным выходцам из Комитета государственной безопасности.
«Старые» олигархи почувствовали на своей шкуре, каково из хищников превратиться в дичь. Первыми жертвами стали Борис Березовский и Владимир Гусинский. Роман Абрамович, великолепно улавливавший политическую конъюнктуру, решил удалиться подальше от Кремля. Он сделался губернатором Чукотки. Этот малонаселенный край на Дальнем Севере боготворил своего щедрого правителя. Не вмешиваясь в столичные политические интриги, новый начальник Чукотки мог беспрепятственно распоряжаться своими капиталами, скупая дворцы в Лондоне и футбольных звезд для приобретенного им в Англии клуба «Челси». Примеру Абрамовича последовал другой олигарх — Александр Хлопонин, контролировавший «Норильский никель». В 2002 г. он при поддержке Кремля избрался губернатором Красноярского края. Однако Красноярск, будучи крупным и богатым регионом, не позволял своему руководителю дистанцироваться от политики, а потому Хлопонину приходилось периодически доказывать президентской администрации, что он не собирается использовать свое положение во вред президенту.
Были и довольно экзотические способы продемонстрировать Кремлю свою лояльность. Виктор Вексельберг, глава Тюменской нефтяной компании, решил доказать свой патриотизм тем, что купил в Америке за сто с лишним миллионов коллекцию пасхальных яиц, изготовленных царским ювелиром Фаберже, и вернул их на родину.
Олигархи жили за счет советских запасов, а бюрократия существовала за счет олигархов. Взятки важнее, чем налоги, прямые договоренности — значимее, нежели законы. Однако для бизнеса такое положение дел становилось все менее привлекательным. За годы экономического подъема олигархические структуры накопили существенные финансовые резервы. Уже к середине 2002 года наметилась очевидная тенденция — крупнейшие отечественные компании стали превращаться в транснациональные. Сначала на пространствах бывшего СССР и Восточного блока началась скупка активов прежних партнеров по «социалистической производственной кооперации». Российские корпорации пришли в Белоруссию, Грузию, на Украину, потом в Польшу, Словакию, Сербию. В скором времени экспансия русских олигархов дошла до Западной Европы, начиная от переработки топлива в Норвегии, кончая инвестициями в недвижимость. Отечественные корпорации стали активно привлекать западные капиталы. Виднейшие компании — ЛУКойл, «Сибнефть», «Норильский никель», Газпром — пошли по этому пути.
К середине 2000-х гг. список зарубежных активов российской олигархии выглядел уже вполне внушительно. «Северсталь» приобрела пятую по величине производства в Америке металлургическую компанию «Rouge Industry», Новолипецкий металлургический комбинат купил завод в Дании, группа «Мечел» — заводы в Румынии и Хорватии. «Норильский никель» поглотил в США компанию «Stillwater», ведущего производителя платиноидов, а затем купил 20% акций южноафриканской компании «Gold Fields», занимающей четвертое место в мировой золотодобывающей промышленности. Трубная металлургическая компания (ТМК) приобрела 90% акций «Suderurgic Resita» в Румынии. Нефтяной гигант ЛУКойл стал скупать перерабатывающие и сбытовые мощности в Сербии. Энергетическая монополия РАО «ЕЭС» участвовала в приватизации электростанций в Болгарии и добивалась контракта на строительство предприятия в юго-восточной Турции. Туда же устремился и Газпром. Дочерние предприятия корпорации должны были обеспечить прямой контроль над сбытом и переработкой отечественного сырья в европейских странах. Компания «Русал», приобретя предприятия на Украине, в Гвинее и Австралии, активно расширяла свое присутствие в Средней Азии. В Гайане «Русал» приобрел 90% приватизируемой государственной компании по добыче бокситов. «Экспансия “Русала”, похоже, не имеет границ», одобрительно констатировала газета «Ведомости» [337] . Общее настроение лидеров нового российского бизнеса выразил руководитель Газпрома Алексей Миллер: «Наш принцип — агрессивная стратегия, которая позволит обеспечить экспансию на мировых рынках» [338] .
337
Ведомости. 27.12.2004, N° 238. С. 1.
338
Газпром. 2004. N° 10. С. 12.
Такая стратегия развития имела мало общего с восстановлением экономического потенциала страны, о котором так много говорили в окружении Путина. Но она требовала определенной «открытости» бизнеса, выстраивающего отношения с государством более или менее в соответствии с западными нормами. Можно заплатить государству налоги, а затем легально вывезти капитал.
Под вопросом оказывалась привычная бюрократическая рента, на которой при Ельцине было построено само существование государственного аппарата. Михаил Ходорковский и ЮКОС стали не только политически чересчур влиятельными, но и выступили пионерами «отбеливания» бизнеса. Причем делали они это не по согласованию с властью, в рамках некого общего соглашения о новых правилах игры, а самочинно, бросая вызов как бюрократии, так и коллегам по бизнесу. Подобные действия вызвали ярость в силовых структурах. Начались аресты и следственные дела в отношении компании. Ходорковский принял ответные меры, начиная от союзов с другими олигархами, кончая финансированием оппозиционной прессы. В результате провозглашенная Путиным, «эра стабилизации» обернулась вспышкой межклановой борьбы.
Падение олигархов «первого ряда» пошло на пользу лидерам «второго ряда», крупнейшим из которых был Ходорковский. Его компания ЮКОС укрепилась и начала распространять свое влияние, ранее ограничивавшееся нефтью, на другие сферы экономики. «Питерские» смогли овладеть только Газпромом, да и то частично, поскольку государство владело 38% акций. В остальном их успехи были незначительны. Не удивительно, что разросшийся бизнес Ходорковского привлек их внимание. В свою очередь, команда ЮКОСа пыталась застраховать свой бизнес, финансируя политические партии, от коммунистов до Союза правых сил. Газетные комментаторы уже подсчитывали, сколько мест в следующей Государственной думе получит объединенная фракция ЮКОСа.
Близкие к компании газеты начали пугать читателей возвращением тоталитаризма, объясняя, что неприкосновенность собственности Ходорковского является главной гарантией политической свободы. Значительная часть либеральных журналистов искренне разделяла эту точку зрения. Однако они заблуждались. Перефразируя слова известного публициста Акрама Муртазаева, пока олигархи воровали, государство стояло на шухере. Правовое государство не может гарантировать неприкосновенность награбленного, а демократия предполагает право народа большинством голосов пересмотреть итоги приватизации. Потому капитализм и авторитаризм в постсоветской России оказывались неразрывно связаны. А защита института частной собственности может сочетаться с совершенной незащищенностью отдельных собственников по отношению к власти.
Требованием олигархов являлась незыблемость итогов приватизации. Здесь команда президента Путина, как ни парадоксально, оказалась полностью солидарна с банкирами и нефтяными баронами. Полицейское государство для того и нужно, чтобы охранять власть собственников. Чем более сомнительны права собственности, тем более полицейским должно быть государство. Защищают бизнес в целом, а не какого-то отдельного бизнесмена, которым можно и пожертвовать. А защитники — бюрократия и силовые структуры — законно требуют своей доли и справедливо наказывают всякого, кто отказывается платить.