Упрямица
Шрифт:
И в самом деле: пока Ильза с отцом жили вдвоем, ее никто ни в чем не ограничивал и не упрекал. Напротив, любые ее выдумки и проказы вызывали общий восторг. Обучение Ильза считала неприятным занятием, и гувернанткам приходилось либо соглашаться с этим, либо уходить. Иногда какая-нибудь из них все-таки жаловалась хозяину дома на ученицу. Тот сознавал, что так продолжаться не может и пора серьезно поговорить с дочерью. Но это благое намерение никогда не удавалось довести до конца! Стоило ему с серьезным видом подойти к Ильзе, как та порывисто обнимала его, называла «единственным маленьким папочкой», хотя это был высокий коренастый мужчина, и целовала. Едва же заслышав строгий
– Я ведь все знаю, что ты мне хочешь сказать, папочка. И обещаю тебе, что непременно исправлюсь, право, папуля, дорогой! Ты сам увидишь!
И папуля верил. И не мог дольше сердиться на шалунью дочку, свое величайшее сокровище.
Умирая, мама Ильзы положила малютку ему на руки. Девчушка смотрела на отца чудесными веселыми глазами матери, которую он очень любил и так и не смог забыть…
Герр Маккет остался вдовцом и много лет жил уединенно, посвящая все время и внимание своей девочке. Но однажды он познакомился с женщиной, ум и тихий нрав которой так ему понравились, что он сделал ей предложение.
Дав согласие на брак, фрау Анна хорошо сознавала трудную задачу, которая перед ней стоит. Она дала себе слово быть любящей, доброй женой герру Маккету, а ребенку заменить умершую мать. Но Ильза не скрывала своей враждебности и каждый раз отталкивала мачеху в ответ на ласку. Год замужества подходил к концу, а фрау Анне никак не удавалось расположить к себе девочку.
Гости остались ужинать в Моосдорфе, так называлось имение герра Маккета.
– А где же Ильза? – спросил хозяин дома, когда стол был накрыт и все расселись.
Фрау Анна встала, позвонила и велела вошедшей горничной позвать фрейлейн Ильзу.
Ильза все еще полулежала на кровати. Она заперлась в комнате, и горничной пришлось долго стучать и звать, прежде чем девочка согласилась открыть дверь.
– Фрейлейн, вы должны спуститься на ужин! Ваша мама приказала! – сказала Катрина, особенно выделяя слова «должны» и «приказала».
– «Должна»? Вот как! А ты скажи ей, что я не хочу. Слышишь? Не желаю!
– Хорошо, – кивнула Катрина; она была очень довольна таким ответом: ведь и ей не нравилось появление в доме новой хозяйки, положившей конец некоторым свободам. – Я им так и доложу. Вы совершенно правы, фрейлейн, по-моему, приказания совсем не уместны, да еще при гостях! Вы ведь уже большая!
Служанка пошла в столовую и дословно передала ответ Ильзы.
Герр Маккет смутился и в недоумении посмотрел на жену. Фрау Анна поняла его немой вопрос и, не выказывая раздражения, кротко заметила:
– Дорогой, Ильзе нездоровится. Наверное, у нее разболелась голова. Катрина просто неправильно выразилась.
Всем присутствующим было ясно, что фрау Анна старается оправдать неучтивость падчерицы. Только ее муж не понял правды и заботливо спросил, не послать ли за доктором.
Но словно в ответ на его вопрос с улицы раздался громкий смех совершенно здоровой Ильзы. Запыхавшись от бега, она катила по двору обруч, а за ней следом мчался охотничий пес Тирас. Он старался отобрать у молодой хозяйки обруч, но, схватив, не мог его удержать и тут же ронял. Ильза заливалась смехом.
Лицо герра Маккета прояснилось. Он подошел к окну и хотел позвать Ильзу, но фрау Анна его удержала.
– Пожалуйста, оставь ее, милый! – попросила она и покраснела от сдерживаемого неудовольствия; обратившись к гостям, она прибавила: – Мне очень жаль, но придется сказать правду относительно поведения Ильзы.
И она поведала о том, что сейчас произошло, по обыкновению смягчая дерзкую выходку падчерицы. Гости посмеялись, а герр фон Шеффер заметил, что Ильза – девица с темпераментом, и пожалел, что она не родилась мальчиком. Однако фрау Шеффер, чопорная великосветская дама, с ним не согласилась: бойкая девочка, не признававшая никаких правил приличия, была ей неприятна.
Соседи, то есть чета Шеффер, после ужина уехали, а пастор Воллерт остался. Это был умный, образованный и чрезвычайно добрый человек, который от всей души любил Ильзу, выросшую на его глазах. Он знал ее усопшую мать, крестил девочку и вот уже полгода как был ее единственным учителем после отъезда последней гувернантки.
Почти минуту длилось тягостное молчание. У всех маленькое происшествие тяжелым гнетом лежало на сердце, и никто не решался заговорить первым.
Герр Маккет закурил, а фрау Анна взяла с рабочего столика свое вязание. Пастор встал и в глубоком раздумье стал ходить взад и вперед по комнате. Наконец он подошел к хозяину дома:
– Ничего не поделаешь, друг мой, пора мне высказать свое мнение. Нам не справиться с девочкой – она нас переросла!
– Что вы имеете виду? – изумился герр Маккет. – Я вас не понимаю.
– По моему мнению, ее нужно отдать в школу-пансион.
– Ильзу – в пансион?! Но она же не сделала ничего плохого!
– Плохого? – повторил пастор. – Конечно, она не сделала ничего плохого! Разве девочке нужно быть в чем-то виноватой, чтобы ее отправили в пансион? Разве подобное учебное заведение – исправительная тюрьма? Ну, выслушайте меня, – продолжал он мягко, видя, что герр Маккет готов вспылить, и положил руку ему на плечо. – Вы знаете, что я привязан к Ильзе и желаю ей только добра. Но после долгих размышлений я пришел к выводу, что вы, ваша супруга и я не сумеем ее воспитать. Ильза никого из нас не слушается. Что же может из этого выйти? Только что она показала блестящий пример своего упрямства.
Герр Маккет стал барабанить пальцами по столу:
– Это была неуместная шалость, за которую я строго накажу дочь. Но, по правде говоря, я не нахожу тут ничего дурного! Боже мой, Ильза молода, почти ребенок, надо же ей порезвиться! К чему заключать озорную девочку в оковы? И что такого, если она иногда чересчур расшалится! Со временем образумится. Что ты на это скажешь, Анна? – обратился он к жене. – Ты думаешь, как и я, не правда ли?
– Я думала, как ты, – возразила фрау Анна, – я думала так год тому назад, когда вошла в твой дом. Теперь же я сужу иначе и присоединяюсь к мнению пастора. Ильзу трудно воспитать, несмотря на ее сердечную доброту. Я, право, не знаю, как взяться за нее: все мои старания переломить ее упрямство тщетны! Она все делает наперекор моему желанию. Когда я прошу ее сесть за уроки, она либо сделает вид, что не слышит, либо хватает свои книги, бросает перед собой, усаживается за стол и начинает заниматься пустяками. Смотрю через несколько минут – она опять ухитрилась улизнуть! И ничего не помогает – ни строгость, ни кротость! Спроси пастора Воллерта, он тебе скажет, как поверхностны ее познания. Она ведь до сих пор еще делает орфографические ошибки!
– Ну, что же в этом страшного! – возразил герр Маккет. – Не быть же ей ученой! Для девушки вполне достаточно, если она умеет написать письмо и знает таблицу умножения.
Пастор улыбнулся.
– Ну, уж это, друг мой, вы шутите! Разве вам не будет обидно слышать, что ваша дочь глупа и необразованна? А ведь у Ильзы необычайно хорошие способности, только ей не хватает усидчивости и любви к занятиям. Я уверен, что все это изменится, когда она окажется в среде подруг. В школе-пансионе проснется ее честолюбие, и она не захочет отстать в чем-либо от других учениц.