Упрямица
Шрифт:
– Если я оставлю свои бальные наряды дома, – ответила она сухо.
– Оставь дома не только бальные наряды… Местность кишит хуаристами и карателями, и одни в жестокости не уступают другим. Нам не стоит привлекать к себе внимания.
– Я умею обращаться с оружием.
– Лучше молись, чтоб бандиты не подобрались к нам на расстояние выстрела. Если они узнают в тебе сеньору, то будет вдвойне тяжелее от них отделаться. Заколи волосы и спрячь их под шляпу. И надень что-нибудь попроще.
– Могу я взять с собой в Эрмосильо хоть одно приличное платье?
– Хорошо,
– Я стала очень выносливой и практичной за годы, проведенные без тебя, – заверила она.
В ее тоне послышался ему обидный для него упрек, но он сделал вид, что ему это безразлично.
В подтверждение своих слов о практичности Мерседес вынесла из дому только небольшой саквояж, который Николас приторочил к ее седлу. Она оделась в свободного покроя шамизу и широкую хлопчатобумажную юбку. Так обычно выглядели женщины из простонародья. Серой длинной шалью она окутала голову и плечи и завязала концы узлом на поясе, что сделало ее фигуру толще. Сверху лицо ее было затенено старой соломенной шляпой.
Точно в назначенное время маленький отряд тронулся в путь. Николас велел Хиларио ехать впереди и показывать дорогу. Кроме него, спутниками патрона и его жены были пятеро вакеро. Из них двое – седовласые старцы, едва державшиеся на лошадях, и трое безбородых юнцов. Все они были вооружены до зубов. Те лошади, что не были угнаны из поместья воюющими сторонами, были давно проданы на мясо и шкуры в тяжелые для Гран-Сангре времена, так что всадникам пришлось довольствоваться клячами. Можно было, конечно, потратить время и отыскать на дальних пастбищах скакунов помоложе и порезвее, но это послужило бы лишней приманкой для бандитов. Даже Николас оставил Петра в конюшне и ехал на толстоногом, с неровной поступью жеребце.
Дорога была утомительной и монотонной. Они то пересекали сухие пади, полузасыпанные песком и обточенной дождевыми потоками галькой, то взбирались мучительно медленно на скалистые хребты. Никаких реальных следов дороги вообще не было. Ориентиром служила вершина Сьерра-Мадре, видневшаяся на востоке.
Они пересекли несколько узких ручьев, мутных и почти иссушенных беспощадным солнцем, но все же способных утолить жажду и всадников, и их коней. Между крупных камней пробивались мохнатые кустарники, а кое-где попадались искривленные ветрами, почти стелющиеся по земле уродливые сосны. Их сучья, протянутые к всадникам, походили на руки просящих милостыню калек.
Природа Соноры была сурова и немилосердна к человеку, но и прекрасна. Гигантские кактусы высились, как колонны храма. Над ними простиралось безоблачное небо, поражающее глаз своим ярким лазурным цветом. Легкий ветерок доносил откуда-то аромат цветущих акаций.
Мерседес не страдала от жары, ветра и пыли. Она ко всему этому привыкла за четыре года, проведенных в Гран-Сангре. Ее лошадка, не сбиваясь с шага, мерно трусила посреди кавалькады. Лусеро непрестанно обшаривал взглядом горизонт, выглядывая далекие силуэты всадников.
Когда они приближались к какому-нибудь ущелью, он останавливал спутников и выжидал, пока Хиларио не убедится, что там нет засады. Хладнокровие и уверенность патрона были по достоинству оценены пожилыми вакеро, а юнцы смотрели на него с обожанием.
«Неудивительно, что он выжил в этой страшной войне», – пришла к выводу Мерседес.
Когда солнце достигло зенита и начало понемногу скатываться к далекому побережью Тихого океана, они занялись обсуждением, где им лучше разбить лагерь для ночлега.
Старик вакеро с продубленной до бурого цвета кожей и настороженным тяжелым взглядом несчетное количество раз в своей жизни проделывал этот путь. Его звали Тонио. Он предложил:
– Через две мили впереди будет развилка. Дорога по верху труднее для лошадей, чем по лощине, и поэтому по ней реже ездят. Зато там есть горячий грязевой источник, про который мало кто знает. Вот там, у подножия той горы. – Он показал пальцем с обломанным черным ногтем на далекую вершину.
– Отлично! Мы воспользуемся этой дорогой, – решил Николас. – Я предпочитаю остановиться на ночь на высоком месте, а не в какой-нибудь дыре.
– Ты опасаешься чего-то? – спросила Мерседес.
– Неприятностей можно ждать отовсюду. Вот поэтому Хиларио и едет впереди.
– А как же мы будем ночевать? – неуверенно начала она и осеклась, когда он резко повернулся к ней. – Я подумала… неужели он будет сторожить нас всю ночь без отдыха и сна?
Ник усмехнулся:
– Я выставлю часовых, и они будут меняться. О Хиларио не заботься. Он положенное время проведет у костра и отогреется. К твоему сведению, ночи в пустынях ледяные, и никто не выдержит без огня больше часа.
– Я спала на земле всегда, когда совершала поездки в Эрмосильо, – заявила Мерседес. – Я знаю, каков здесь ночной холод.
– В этот раз ты не продрогнешь. Я согрею тебя своим телом.
Ник пришпорил коня и поскакал догонять спутников, чтобы продолжить с ними беседу.
Мерседес же погрузилась в размышления о том, как он намерен устроить их ночлег. Овладеет ли он ею вновь – причем открыто, среди людей, спящих по-соседству. Вряд ли он себе это позволит. Она попросила взять ее с собой в Эрмосильо, повинуясь внезапному импульсу. Его желание признать Розалию не только удивило, но и тронуло ее. Сделала ли она ошибку, напросившись в эту поездку?
Он представлял для нее загадку – опасный чужак, которого она не понимала. С момента возвращения, поведение Лусеро становилось все более странным и непредсказуемым. Что, если…
Прозвучал ружейный выстрел, как раз с той стороны, где была дорожная развилка, о которой говорил Тонио.
– На вашем месте я не был бы так беспечен, патрон!
Произнесено это было по-испански, но с грубым американским акцентом.
Высокий, худой, изможденного вида мужчина с невозмутимыми серыми глазами выступил из-за густого куста можжевельника, служившего ему укрытием. Его небритое лицо было сплошь изборождено мелкими морщинками, что свойственно постоянным обитателям пустыни. Он направил в грудь Нику дуло дорогого ружья, судя по виду, американского производства.