Упрямица
Шрифт:
– Я так и думала, – она презрительно усмехнулась. – Я попрошу отца Сальвадора послать пожертвование в монастырь от твоего имени.
– Нет. Ты этого не сделаешь. Я не намерен ничего посылать потому, что не хочу, чтобы моя дочь росла в приюте и была обречена принять послушание. – Тебе следовало подумать об этом раньше, прежде чем ты уложил ее мать в свою постель.
– Зато сейчас я об этом подумал, – бросил Ник. – Розалия – моя дочь, и я поселю ее в Гран-Сангре.
Глаза доньи Софии готовы были вылезти из орбит. Ее спина выпрямилась, оторвавшись от подушек. Задыхаясь,
– Не сошел ли ты с ума?
– К счастью, нет.
– Ты шутишь!
– Нет, я вполне серьезен.
– Ты не возражал, когда твой отец отправил эту потаскушку с ублюдком подальше от Гран-Сангре…
– Тогда у девочки была мать, – возразил Николас, не собираясь уступать в этом словесном поединке. – Теперь Розалия одна на свете.
– У ублюдков не бывает родни!
– Она наполовину Альварадо. У нее в жилах наша кровь.
Донья София не обратила внимания на жесткость его тона, на решительность и ледяное спокойствие, с которыми он отражал ее нападки. Она обрушила на него самый ядовитый упрек.
– Ты поступаешь так нарочно, чтобы посрамить свою жену и еще больше оттолкнуть ее от себя. Ты не желаешь иметь законного наследника. Ты игнорируешь свой священный долг перед семьей и еще больше настраиваешь против себя Мерседес.
– Твоя забота о моей супруге очень трогательна, – произнес он с саркастической усмешкой. – Но я сам разберусь с Мерседес.
– Так же, как ты разобрался со своими обязанностями по управлению Гран-Сангре? А до тебя – твой отец, который бросил все на произвол судьбы и довел нас до нищеты!
Она поджала губы, выражая тем самым величайшее презрение к обоим мужчинам, к живому и покойнику. В сыне она видела повторение его родителя и за это ненавидела его.
– Я вернулся как раз для того, чтобы взять на себя ответственность за судьбу Гран-Сангре и Мерседес. Будет лучше, если ты и твой проныра-исповедник не будете вмешиваться в мои дела.
Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Возможности выбора – сообщать Мерседес о своем решении о ребенке или нет – он лишился. Что ж, может, так оно и лучше – заранее подготовить ее к потрясению. Конечно, появление в доме ребенка Лусеро нанесет удар по ее самолюбию. Она будет уязвлена не меньше, чем донья София. Разумней всего было бы отправить девочку в Дуранго, но, черт побери, он не мог так поступить. В ней текла кровь Альварадо, и она имела такие же права на Гран-Сангре, как и он, хотя, как Ник признавался себе с горечью, в глазах закона оба они – никто.
Незаконнорожденный! Ублюдок! Один Господь знает, как ненавистно ему это клеймо, которое Ник носил всю жизнь. Пока он хозяин Гран-Сангре, Розалия не будет страдать от унижений, от бедности и одиночества. Об этом он позаботится. Он с детства не знал, что такое семья. Теперь у него появился шанс обрести таковую. Если только ребенок своим появлением в доме не лишит его супруги.
Мерседес придержала разгоряченную скачкой лошадь и окинула взглядом долину, где, полускрытый купами деревьев, возвышался дворец из необожженного кирпича, величественное здание, родовое гнездо гордых Альварадо. Встал ли уже ее муж? Она покинула его среди ночи и все часы, оставшиеся до рассвета, провела бодрствуя.
Еще не забрезжил первый луч, как она уже седлала лошадь. Ей было необходимо скрыться из дома, пусть хоть на короткое время.
События прошедшей ночи возникали в ее памяти беспрестанно, повторяясь и кружась, словно взбесившаяся карусель. Она как бы заново переживала все, ощущала прикосновение его рук и губ, тяжесть тела, проникновение его горячей твердой плоти… Вероятно, он уже заронил в нее свое семя. Это означало, что скоро он начнет избегать ее и вновь вернется к забавам со шлюхами. Мысль эта так больно уколола ее, что Мерседес испугалась.
Она ненавидела все, что связано с выполнением супружеских обязанностей, из-за унижений, которым он подвергал ее в постели до своего отъезда на войну. Но прошлая ночь все перевернула. Она испытала чувства, дотоле ей неведомые. Муж своими действиями разбил вдребезги сложившееся у нее мнение о том, что такое супружеские отношения.
Он заставил ее желать его.
В отсутствие мужа Мерседес упивалась так трудно доставшейся ей независимостью и уверенностью в своих силах. Теперь, с его приездом, он мог переиначить ее планы, касающиеся гасиенды, и, если она воспылает любовью к нему и станет ему покорной во всем, какое страшное оружие окажется у него в руках.
Ее положение станет просто невыносимым. Он сможет насмехаться и дразнить ее, обретя над ней пугающую власть. От этих мыслей у нее заныло сердце. Но все же по какой причине Лусеро, считавший ее непривлекательной и невыносимо скучной, вел себя этой ночью совсем по-другому? Он желал ее, он истратил столько времени и усилий, чтобы ее соблазнить, как это делает молодой муж с новобрачной в первую их ночь.
Впрочем, она толком не знала, что такое первая брачная ночь, но воспоминание о давней близости с Лусеро и сейчас заставило ее вздрогнуть от отвращения.
«Я была так наивна, что поддалась глупым девичьим грезам, как только впервые увидела его портрет», – с грустью подумала Мерседес.
Ее опекун привез миниатюру в школу при монастыре и сообщил, что брачный договор заключен с соблюдением всех формальностей. Глядя на красивое лицо Лусеро, она погрузилась в мир наивных фантазий. Ее надежды на преданность и возвышенную любовь обратились в пепел, как только они встретились.
Подарила ли ей судьба второй шанс на воплощение мечты?
Как ей себя вести, когда произойдет их встреча? Что следует говорить после откровений прошедшей ночи?
Главный урок, который Мерседес затвердила за эти годы, заключался в непреложной истине – хозяйка Гран-Сангре должна решать проблемы лобовой атакой.
С проблеском возрожденной надежды она пустила лошадку быстрой рысью к дому, чтобы встретиться лицом к лицу с супругом.
Он уже сидел за столом, отхлебывая из чашки раскаленный угольно-черный кофе. Как только он привстал ей навстречу, щеки ее запылали.
– Добрый день. Уверен, что несколько затянувшаяся прогулка доставила тебе удовольствие… именно в это великолепное утро.