Упырь
Шрифт:
Ронда Смелтцер посмотрела на тарелку сына. Его еда - свиные отбивные, картофельное пюре и лимская фасоль - была почти не тронута. Барри откусил несколько кусочков, а остальное подцепил вилкой. Он не разговаривал в течение всей трапезы. Действительно, он не разговаривал с тех пор, как вернулся домой с кладбища. Когда явилась полиция и допрашивала Кларка, Барри оставался в своей комнате. Его лицо было бледным, а под глазами залегли темные круги.
Они совпадали с кругами под ее собственными глазами.
– Ты не собираешься поесть, милый?
– Нет, -
– Я не настолько голоден.
– Ешь свой ужин, - Кларк запихнул в рот вилку картофельного пюре.
– Я неважно себя чувствую.
– Это не твоя вина. Ешь свою чертову еду. Когда я был во Вьетнаме, я видел сотню голодающих детей, которые отдали бы левую руку, чтобы получить хотя бы кусочек того, что у тебя на тарелке.
Барри отложил вилку.
– Это ужасно. Почему бы тебе не отправить им мою?
Кларк поперхнулся едой. Он схватил свой стакан, быстро выпил, а затем поставил его обратно на стол. Молоко выплеснулось.
– Что ты сказал?
Барри сел обратно в кресло и скрестил руки на груди в знак неповиновения.
– Я сказал, почему бы тебе не послать им мой ужин. Тогда они не будут больше голодать.
Кларк начал подниматься, но Ронда протянула руку и положила ее на его сжатый кулак.
– Дорогой, - умоляла она, - он просто расстроен. Мы все расстроены. Полиция была здесь так долго, и это было...
Кларк вырвал свою руку из ее, поднял свой стакан и плеснул молоко ей в лицо. Ронда удивленно вскрикнула. Молоко капало с ее носа и подбородка.
– Вот откуда у него это, - сказал он.
– Мальчик отнекивается и не слушает. Ведет себя как умник, потому что его сука-мать такая же.
– Ты, ублюдок, - Барри вскочил на ноги, отчего его стул рухнул на пол.
Сжав кулаки, его отец поднялся, чтобы ответить на его вызов.
– Сядь на место, заткнись и ешь свой проклятый ужин или, да поможет мне Бог, ты не сядешь еще неделю.
– Пошел ты, сукин сын. Я тебя ненавижу. Я ненавижу тебя и желаю тебе сдохнуть!
Руки Барри сжались в кулаки, как у его отца. Горячие слезы гнева, а не стыда, потекли по его лицу. Он дрожал от ярости. Кларк мгновение изучал его. Затем он обошел кухонный стол.
– Полагаю, ты уже мужчина, да? Повзрослел и ругаешься, как взрослый. Думаешь, сможешь надрать мне задницу?
– С удовольствием.
Его мать вскочила на ноги, руки хлопали, как испуганные птицы. Ее мокрая челка прилипла ко лбу, а молоко все еще капало с лица.
– Барри, нет. Кларк! Пожалуйста!
Не обращая на нее внимания, Кларк развернулся в сторону Барри и встал прямо перед ним.
Барри сопротивлялся желанию сделать шаг назад и устоял на ногах. Его отец наклонился и выпятил подбородок.
– Давай, мальчик. Hанеси свой лучший удар. Лучше сделай его удачно.
Дрожа, Барри сказал:
– Почему ты такой? Почему ты не можешь быть таким, как папа Тимми?
Кларк рассмеялся.
– Ты этого хочешь? Рэнди Грако не знает ни черта о том, как быть отцом.
– Он лучше, чем ты когда-либо будешь. Ты - пьяница и
– Я же говорил тебе, - сказал Кларк.
– Это для твоего же блага. Никому не разрешается находиться на кладбище после...
– Заткнись, - крикнул Барри.
– Я устал от твоего дерьма. Устал от того, как ты с нами обращаешься.
– Барри, - плакала его мать.
– Пожалуйста, прекрати это сейчас же. Сядь на место.
Его отец улыбнулся.
– Тогда, как я и сказал, нанеси свой лучший удар.
Барри уставился на него. Все его тело дрожало. Гнев ощущался как нечто твердое, глубоко внутри него. Пульс пульсировал в ушах, а губы казались распухшими и полными.
– Киска, - поддразнил его отец.
– Я знал, что у тебя нет яи...
Барри замахнулся. Замахнулся со всей силы. Его кулак понесся вперед под тяжестью двенадцати лет издевательств и жестокости, двенадцати лет гнева, слез и разочарования. Двенадцати лет ада. Кулак устремился к щетинистому, небритому подбородку отца, и он почувствовал прилив уверенности. Важность. Огненное, движимое тестостероном право на вступление в мужскую жизнь. В эту короткую секунду он осознал масштаб своих действий и то, как они изменят ход его жизни.
А потом он промахнулся.
Рука вытянулась, тело вильнуло при выпаде, он шагнул навстречу удару, как Люк Кейдж - cиловик в комиксах, - и все же, несмотря на все это, несмотря на поэтическую справедливость, которую он чувствовал, текущую по его венам, его кулак пролетел мимо челюсти отца и задел плечо мужчины постарше.
Его отец даже не моргнул.
Все еще ухмыляясь, Кларк замахнулся своим кулаком. Он попал Барри в рот, и мальчик почувствовал вкус крови. Его губы прижались к зубам и разошлись. Потекла кровь. Теплая жидкость попала на язык, и у Барри скрутило живот. Он сплюнул кровь, и от этого простого действия его рот затрясся в агонии. На заднем плане кричала его мать. Он уставился на ярко-красное пятно и не заметил, как последовал второй удар. Другой кулак Кларка ударил его по голове. У Барри закружилась голова. Его зрение помутнело по сторонам, и ему показалось, что он смотрит в туннель. Ошеломленный, он продолжал смотреть на кровь, даже когда она все больше наполняла его рот.
Он заметил кое-что еще. Вспышка цвета, сверкнувшая на безымянном пальце его отца.
На его лице остался отпечаток - кольцо. Масонское кольцо. Барри раньше видел только одно такоe, и оно былo похороненo вместе с дедушкой Тимми.
– Вот что ты получаешь, - сказал его отец.
– Я уже говорил тебе, чтобы ты не перечил мне. На этот раз ты этого не забудешь.
Его кулак и кольцо опустились снова, но колени Барри подкосились прежде, чем он смог соединиться. Удары следовали за ним до самого пола и продолжались, пока он колебался на грани сознания. Кровь - его кровь, понял он, - затекала ему в глаза. Последнее, что он услышал, были крики матери.