Ур, сын Шама
Шрифт:
— Мосье Турильер, — сказал Ур, — если вы так дорожите покоем, то почему же поселились на склоне вулкана?
Турильер повернул к нему голову.
— Картала ведет себя смирно, — сказал он.
— Но ведь она — действующий вулкан и может в любую минуту…
— Может, — хохотнул Турильер. — А разве, мосье, не на вулкане обосновалась вся эта штука, именуемая жизнью? Вы, как я слышал, повидали такое, чего ни один человек не видел. Уж вы-то, мосье, должны бы знать, как случайна и ненадежна жизнь во Вселенной. Или, может, Вселенная набита разумной жизнью, как мои аквариумы — рыбой?
— Нет, — сказал Ур. — Не знаю, как Вселенная, а в нашей Галактике разумная жизнь сравнительно редка.
— Вы говорите — редка, а я говорю — случайна. Так не лучше ли перестать притворяться, что мы — венец создания? Не лучше ли играть в открытую: вот я, а вот вулкан? — Турильер опять извергнул хриплый смешок. — По мне так лучше, мосье.
Нонна внимательно слушала этот разговор, шедший по-английски.
— Странно вы рассуждаете, — обратилась она к Турильеру. — Жизнь — не игра, и жизнь не случайна, она возникла в закономерном ходе эволюции — это знает любой школьник, во всяком случае, у нас… Человек вовсе не беззащитен перед природой, наоборот — он активно воздействует на нее…
— Зачем? Простите, мадемуазель, что прервал вас, но для чего это нужно — воздействовать на природу?
— То есть как — для чего? — Нонна выглядела несколько растерянной. Если бы человечество рассуждало, как вы, люди до сих пор жили бы в пещерах и носили звериные шкуры…
— И это было бы куда разумнее, чем вступать с природой во враждебные отношения. Посмотрите, что мы с ней сделали. Мы отравили ее дымом и химикалиями, загадили нефтью и отбросами, задушили бетоном. Не думайте, милая моя мадемуазель, что природа будет терпеть такое надругательство вечно. В один прекрасный день она взбунтуется.
— Идеализм какой-то! — воскликнула Нонна, порозовев. — Природа была враждебна первобытному, а не современному человеку. В нашем веке человек близок к полному господству над природой. Это процесс сложный, противоречивый, и загрязнение среды оказалось некоторым образом неизбежным следствием. Но что же делать? Цивилизация — процесс необратимый. Выход только один — предотвратить дальнейшее загрязнение, постараться встать с природой в гармонические отношения.
— Никогда этого не будет.
— Будет! Непременно будет… Уже существует, к вашему сведению, проект такой выработки энергии, которая сделает ненужным сжигание ископаемого топлива…
Нонна вдруг замолчала, с ужасом уставившись на столбик веранды, у которого стоял Ур.
— Что это? — спросила она, указывая на животное величиной с кошку.
Обняв столб как раз над головой Ура лапками, похожими на щипцы, и длинным чешуйчатым хвостом, это отвратительное создание выставило рыльце с какими-то наростами и смотрело круглыми глазами на людей.
Ур отпрянул от столба. Животное перевернулось головой вниз и поползло по столбику. Валерий бросился его ловить.
— Не смей! — содрогнулась Нонна. — Укусит!
Шамон засмеялся:
— Это… как это… утром один цвет, вечер — другой…
— Хамелеон! — догадался Валерий, с сожалением глядя на кусты под верандой, в которых исчезло уродливое животное. — Так вот он какой… красавчик… А смотрел-то как! Прямо соглядатай. По-моему, они не опасны.
— Они не приносят вреда человеку, — сказал Турильер. — Но туземцы их боятся. Они уверены, что тот, кто поймает хамелеона, умрет в этом же году.
— Предрассудки, — сказала Нонна. И добавила, помолчав немного: — Все равно, не смей их ловить.
— Вы этого старого скептика не переубедите, Нонна, — сказал Русто. Пусть он наслаждается покоем, сидючи на вулкане. О каком это проекте вы упомянули? Уж не о странной ли идее нашего друга Ура об извлечении электричества из токов океанских течений? Помнится, он вел в Санта-Монике смутные речи… Впрочем, об этом мы еще успеем поговорить. Гийом, ты решил сегодня уморить нас голодом?
— Это я виноват, доктор Русто, — раздался высокий певучий голос. Очень много рыбы.
Подвижной седоватый слуга вынес на веранду огромный поднос, уставленный кастрюлями, бокалами с кокосовым молоком. Он быстро расставил все это на столе. Над грубыми глиняными тарелками поплыл головокружительно пряный дух.
К вечеру морской бриз умерил влажную жару коморского дня. Начался отлив. Вода уходила из бухты, с ревом разбиваясь о коралловый барьер и взметывая белые гребни.
— Ничего себе отлив, — сказал Валерий. — Тут не успеешь почесаться, как тебя вынесет через проход в открытый океан. Как бы нашу «Дидону» не унесло.
«Дидона» стояла на якоре на внешнем рейде, еще там стояло несколько промысловых судов.
Группа островков за рейдом будто приблизилась, четче обозначилась на вечереющем небе. А дальние острова — скопища потухших вулканов подернулись розовым туманом.
Уже некоторое время из соседнего селения, скрытого прибрежным лесом, доносились звуки барабана. Теперь они усилились. Турильер очнулся от послеобеденной дремоты. Прислушавшись к барабанам, сказал, что в селении празднуют свадьбу.
— А можно пойти туда? — спросила Нонна.
Решили идти лесом, чтобы заодно посмотреть, как пробуждаются от дневной спячки лемуры.
Сумеречно было в лесу. Раздвигая лианы, свисающие тут и там с ветвей деревьев, путники медленно продвигались следом за Турильером. Вскоре набрели на целую стаю лемуров. Пушистые длинноухие зверьки прыгали с ветки на ветку, тихонько вереща и не обращая внимания на людей. Один сидел, свесив хвост, и быстро сжевывал веточку с листьями, придерживая ее передними лапками. Другой висел вниз головой, зацепившись хвостом за сук.