«Ураган» с острова Наварон

Маклин Алистер

— Так были? Вы их знаете?

Брозник кивнул и медленно проговорил: — Они не вернулись из боя. В прошлом месяце.

— Вы нашли тела?

— Нет.

— Их и не могло быть. Они дезертировали — перебежали к четникам.

— Но они и были четниками — перешедшими на нашу сторону.

— А потом перешли снова к своим. Сегодня они выслеживали нас. По приказу капитана Дрошни. Я велел убить их. 

— Вы-велели-убить-их?

— Подумайте сами, — устало сказал Мэллори. — Если бы они прибыли сюда, выждав некоторое время после нашего появления, что, несомненно, входило в их планы, мы бы не разоблачили их, а вы встречали бы изменников как вырвавшихся из плена. Они стали бы передавать сведения о каждом нашем шаге. Но даже

если бы мы распознали их и приняли соответствующие меры, где гарантии, что у вас нет других четников, которые донесли бы своим хозяевам о ликвидации их ищеек? Мы же избавились от них очень тихо, без шума, в укромном месте, а трупы спрятали.

— Среди моих людей нет четников, капитан Мэллори.

Мэллори сухо сказал: — Только не очень опытный садовод, майор, увидев сверху два подгнивших яблока, будет совершенно уверен, что во всей корзине таких больше нет. Исключено. Этого не может быть. Никогда. — Мэллори улыбнулся, пытаясь сгладить резкость замечания, и бодрым голосом продолжил — Итак, майор, гауптман Нойфельд хочет получить кое-какую информацию.

Мягко говоря, хижина для гостей мало соответствовала своему гостеприимному названию. Она могла претендовать лишь на роль приюта для домашних животных, но предназначалась для ночлега людей. В ней бросалось в глаза отсутствие того, что в нашем современном избалованном светском обществе именуется минимальными удобствами. Даже спартанцы Древней Греции признали бы, что это переходит все границы. Шаткий стол, установленный на козлах, скамейка, затухающий огонь в очаге и больше ничего, если не считать земляного пола, которого тут было в избытке.

В хижине находилось шестеро, трое стояли, один сидел, двое растянулись на неровном полу. Петар, на этот раз без сестры, сидел на полу, обхватив руками молчащую гитару, и невидящим взором смотрел на тлеющие угольки. Андреа, растянувшийся в спальном мешке в позе праздного блаженства, миролюбиво попыхивал сигарой, которая, судя по частым страдальческим взглядам, бросаемым в его сторону, отличалась особенно густым запахом. Миллер, также лежащий в непринужденной позе, перелистывал тонкий томик стихов. Рейнольдс и Гроувз, лишившиеся сна, бесцельно стояли возле единственного окна, рассеянно поглядывая на тускло освещенную территорию лагеря. Они повернулись, когда Сондерс, вынув передатчик из футляра, направился к двери.

— Спокойной ночи‚ — сказал Сондерс с досадой.

 — Спокойной ночи? — Рейнольдс вскинул бровь — А ты куда?

— В радиорубку, вон в ту хижину. Сообщение для Термоли. Не стану мешать вашему сну своим стуком.

Сондерс вышел. Гроувз подсел к столу, устало обхватив голову руками. Рейнольдс остался у окна, провожая взглядом Сондерса, который пересек территорию лагеря и вошел в темную хижину на отшибе. Вскоре в окне вспыхнул свет.

Рейнольдс перевел взгляд на новый источник света, появившийся в другой хижине. Дверь в хижину майора Брозника распахнулась, и на пороге показался Меллори с листком бумаги в руке. Затем дверь закрылась, и Мэллори зашагал в направлении радиорубки.

Рейнольдс весь напрягся и стал наблюдать. Не успел Мэллори отойти на десять шагов, как из тени хижнны возникла темная фигура, преградившая ему путь. Рука Рейнольдса машинально потянулась к «люгеру» на поясе, но затем медленно опустилась. Что бы эта встреча ни означала, Мэллори был вне опасности, ибо Мария, и Рейнольдс знал это, не носила оружия. А в том, что именно она тайно беседовала с Мэллори, Рейнольдс не сомневался.

Рейнольдс в недоумении прижал лицо к стеклу. В течение двух минут он следил за тем, как Мария, которая с такой злобой влепила Мэллори пощечину и которая при всяком удобном случае выказывала неприязнь, граничащую с ненавистью, как эта самая Мария теперь вела с ним не только оживленный, но и, по всем признакам, весьма дружелюбный разговор. От столь неожиданного поворота событий Рейнольдс пришел в полное замешательство, однако вскоре очнулся. Мэллори ободряюще обнял девушку и ласково похлопал по плечу, что не вызвало у нее протеста. Все это было непонятно.

Единственное объяснение, пришедшее Рейнольдсу в голову, было недвусмысленно зловещим. Рейнольдс резко повернулся и подал знак Гроувзу. Гроувз тут же поднялся, подошел к окну и выглянул, однако к этому моменту Мария исчезла, — Мэллори был один и двигался в сторону радиорубки, держа в руке все тот же листок. Гроувз вопросительно посмотрел на Рейнольдса.

— Они были вместе, — зашептал Рейнольдс. — Мэллори и Мария. Я видел их! Они разговаривали!

— Что? Ты уверен?

— Бог тому свидетель. Я видел их, представляешь? Он даже обнял ее... Отойди от окна — Мария идет.

Они неспешно отодвинулись от окна, чтобы не привлекать внимания Андреа или Миллера, с безучастным видом подошли к столу и сели. Через несколько секунд вошла Мария, которая, не глядя на присутствующих и ни с кем не разговаривая, приблизилась к очагу, села рядом с Петаром и взяла его за руку. Спустя минуту-другую вошел Мэллори и сел на соломенный тюфяк возле Андреа, вынувшего изо рта сигару и вопросительно взглянувшего на него. Мэллори осторожно удостоверился в том, что за ним никто не наблюдает, и затем кивнул. Андреа принялся созерцать свою сигару.

Рейнольдс неуверенно посмотрел на Гроувза и сказал Мэллори: — Не выставить ли нам часового, сэр?

— Часового? — Мэллори это рассмешило. — А за чем? Здесь партизанский лагерь, сержант. Друзья, знаете ли. И, как вы заметили, у них прекрасная система охраны.

— Не знаю, не знаю...

— Я знаю. Вам пора спать.

Рейнольдс упрямо продолжал — Сондерс там один. Мне не нравится...

— Он зашифрует и отправит короткое сообщение, которое я ему передал. Пара минут, не больше.

— Но...

— Заткнитесь‚ — сказал Андреа. — Вы слышали,что сказал капитан?

Рейнольдс достиг такой степени раздражения и обеспокоенности, что взорвался, как порох.

— Заткнуться? Почему я должен заткнуться? Я подчиняюсь не вашим приказам. И раз уж речь зашла о том, что кому делать, могли бы погасить вашу чертову вонючку.

Миллер с утомленным видом опустил сборник стихов.

— Я полностью согласен насчет этой чертовой вонючки, мой юный друг. Однако не забывайте, что вы разговариваете со старшим по званию, армейским полковником.

 Миллер вновь углубился в книгу. Рейнольдс и Гроувз уставились друг на друга с открытыми ртами. Затем Рейнольдс встал и посмотрел на Андреа.

— Я крайне сожалею, сэр. Я... я не знал, что...

Андреа замахал рукой, чтобы тот замолчал, и вновь запыхтел сигарой. Минуты проходили в тишине. Мария сидела перед огнем, опустив голову на плечо Петару, и не шевелилась: она, похоже, спала. Миллер вострженно потряс головой, видимо, сраженный замысловатой игрой поэтического вдохновения, нехотя захлопнул книгу и забрался поглубже в спальный мешок. Андреа вдавил окурок в пол и сделал то же самое. Мэллори, очевидно, уже спал. Гроувз улегся на полу, а Рейнольдс, облокотившись на стол, опустил голову на руки. Минут пять, а может и дольше, Рейнольдс не менял позы, забывшись в беспокойном сне, затем поднял голову, резко выпрямился на стуле, взглянул на часы, подошел к Мэллори и потряс за плечо. Мэллори зашевелился.

— Двадцать минут, — сказал Рейнольдс настойчивым голосом. — Прошло уже двадцать минут, а Сондерса все нет.

— Ну и что? Подумаешь, двадцать минут, — терпеливо ответил Мэллори. — Может, он пытается выйти на связь, а передать сообщение — минутное дело.

— Да, сэр. Разрешите проверить, сэр?

Мэллори ответил усталым кивком и закрыл глаза. Подобрав «шмайссер», Рейнольдс вышел из хшкииы и неслышно закрыл за собой дверь. Он снял автомат с предохранителя и побежал вперед.

В хижине, где находилась радиостанция, все еще горел свет. Рейнольдс попытался заглянуть в окно, но на морозе стекло покрылось сплошным инеем. Рейнольдс обогнул дом и подошел к двери. Она была приоткрыта. Положив палец на спусковой крючок, он распахнул дверь приемом, каким были обучены открывать двери все командос — сильным ударом правой ноги.