Ураган

Смирнов Андрей Владимирович

– Ладно, иди уж, крестьяночка, – хмыкнул Рихарт, разжимая руки. – Трясешься, как пойманный зайчонок… Иди к своему графу. Когда Эксферд тебя выгонит, приезжай сюда, на мой остров… Я подожду.

И с этими словами он вышел, а Элиза бросилась в свою комнату. Ее трясло от ужаса и отвращения.

Когда Эксферд вернулся со своей прогулки, она ничего не рассказала ему. Он радостно делился с ней своими впечатлениями о странном колдуне, которого они навестили с бароном, а Элиза, слушая своего возлюбленного и все более увлекаемая его рассказом, с каждой минутой все меньше думала о собственных неприятностях. Ну, пытался подкатить к ней этот Рихарт, ну и что же с того? В жизни каждой женщины бывают подобные неприятные моменты. Стоит ли из-за них переживать? Безусловно, не стоит.

Итак, слушая Эксферда, она забыла о виконте и о неприятном

утреннем инциденте. Она тем скорее постаралась забыть об этом, что в злых обидных словах Рихарта (хотя и произнес он их вовсе не обидным тоном, а, напротив, любезным и почти доверительным), прозвучало кое-что, что сильно ее беспокоило, едва она начинала всерьез над этим задумываться.

«Когда Эксферд тебя выгонит…»

Но она отмахнулась от этих слов. Эксферд казался ей таким прекрасным, таким ласковым любовником… Он так любил ее…

В тот вечер за ужином она держалась так же, как и вчера – спокойно и уверенно, разве что на Рихарта по возможности старалась не смотреть.

На следующий день граф и Элиза отплыли обратно на остров Леншаль.

Идиллия продолжалась еще месяц. Граф еще два раза уезжал в гости, но не брал ее с собой – в первый раз она очень просила его, и не одну ночь проплакала в подушку, когда он отказался, во второй раз – не захотела сама. Она не очень хорошо чувствовала себя в последние дни: ее тошнило по утрам. К сожалению, рядом с ней не было опытной женщины, которая просто и доходчиво объяснила бы Элизе, что с ней происходит, а сама спрашивать об этом кого-нибудь – к примеру, тех же служанок – она не решалась. Она, и не без основания, полагала, что все слуги в этом замке ее ненавидят. Ведь она – по происхождению такая же, как они, и даже еще ниже – а спит в одной постели с лордом, на мягких перинах, ест с его стола, носит дорогие платья и золотые украшения!.. В общем, Элиза старалась скрывать ото всех, что с ней происходит, и более всего – от графа, и тихо надеялась, что эта странная хворь – вызванная, несомненно, какой-нибудь заморской пищей – потихоньку пройдет сама собой.

Через месяц после бала у Руадье граф как-то вошел к Элизе – она сидела перед зеркалом, тщетно пытаясь придумать, какого оттенка пудру использовать, чтобы скрыть не совсем здоровый цвет лица и синяки под глазами.

Кстати, Элиза почти не подурнела во время беременности. Это ей казалось, что выглядит она ужасно, но все окружающие – и в первую очередь мужчины – благодаря ее стараниям не замечали в ней никаких перемен.

– Вот что, Лизонька, – сказал граф, наклоняясь к ней и щекоча ее прелестную шейку. – Мне нужно уехать. Надолго. Может быть, на месяц, может быть – больше. Дела, дела, лисенок… Здесь, в замке, тебе, наверное, будет скучно… Не хочешь пока пожить в городе? Я сниму квартиру и оставлю деньги на всякие безделушки. Как только вернусь, заберу тебя обратно.

– Обещаешь? – спросила Элиза, думая о своем. Город – это хорошо. В городе она сможет пойти к лекарю. К графскому лекарю со своими болячками она обращаться не хотела.

– Конечно, лисенок, – ответил граф, наклоняясь и целуя ее в шею.

…Когда сэр Эксферд вышел из ее комнаты, то облегченно перевел дух. Во время праздника у виконта он, как и рассчитывал, сумел сблизиться с Терейшой и ее братом и даже был приглашен в их замок на острове Сэларвот. Теперь оставалось выполнить самую сложную часть его плана: понравиться родителям Терейшы – и дело в шляпе. Он надеялся задержаться в гостях у графов Сэларвотских подольше.

Странно, но Элиза на удивление спокойно приняла его предложение переехать в город. В последнее время она стала скучной, раздражительной, обижалась по пустякам и иногда плакала без всяких на то причин. Входя, внутренне граф уже приготовился к бурной сцене и выяснению отношений, но Элиза приняла все, как будто оно так и должно быть. А, может, она прекрасно понимала, что значат все эти слова? Хорошо, если так. Значит, она достаточно умна, чтобы не претендовать на то, что ей никогда не будет дано. Ах, если бы все женщины были такими!..

Граф Эксферд еще раз вздохнул и отправился в свои покои – готовиться к отъезду. Нужно тщательно продумать, что с собой брать, а что – нет, во что одеться и сколько человек взять с собой в качестве свиты.

Странно, конечно, но почему-то ему было немного грустно расставаться с этой милой девушкой… Но ничего, это пройдет, едва лишь он снова увидит прекрасную Терейшу.

3

…Судно отчалило от пристани Склеворнса три дня назад; еще столько же – и оно бросит якорь у Ленвендо, острова, где умный человек всегда сумеет продать подороже, а купить подешевле. Капитаном торгового судна был Ноэс Лаувельт – чернобородый здоровяк средних лет, никогда

не расстававшийся с длинной тяжелой саблей и костяными четками, которые он постоянно вертел в руках; а владельцем корабля – старый виконт Руадье, да-да, тот самый Рихарт Руадье, который двадцать пять лет назад женился на девушке, чей отец и дед были обыкновенными виноторговцами – правда, на редкость богатыми и удачливыми. Дед Генриеты (так звали девушку) оставил своим потомкам немалое состояние, а его старший сын, унаследовавший дело, обвенчался с какой-то бедной дворяночкой, так что Генриету, их единственную дочь, уже нельзя было в полной мере считать «всего лишь простолюдинкой». По крайней мере, так не стал считать Рихарт Руадье, женившийся на этой не очень красивой, но зато очень богатой девушке. У Генриеты было двое братьев, но старший погиб за несколько лет до свадьбы, а младший, еще с детства ощущавший тягу к духовной жизни, вскоре после достижения совершеннолетия, несмотря на уговоры родителей, подался в монахи. Таким образом, Генриета являлась единственной наследницей огромного состояния и торговой компании, постоянно приносившей значительный доход. Ее отец еще больше расширил дело, и с некоторых пор торговал уже не только вином, но и многим другим: фруктами, стеклянной посудой и даже всевозможными целебными настоями.

После смерти отца Генриеты владельцем этой торговой компании стал Рихарт Руадье.

Но так как он в торговле ровным счетом ничего не понимал – да и не хотел понимать – он предоставлял вести все дела своей жене; и, надо признать, что она прекрасно справлялась со своими обязанностями. Она с детства помогала отцу, и видела, как он вел торговлю; в первое время ей оставалось только подражать его опыту, а дальше – использовать свою природную смекалку. Дочь виноторговца, в денежных делах она оказалась куда искушеннее Рихарта.

…Чуть расставив ноги, ни за что не держась – хотя качка, надо сказать, была преизряднейшая – Ноэс остановился на палубе и посмотрел в спину человеку, неподвижно стоявшему на носу его корабля. Высокий человек в синем плаще был волшебником. Морским волшебником, заклинателем ветров. Никогда еще шхуна Ноэса не бежала по волнам так резво, никогда еще косые паруса не слушались ветра с такой охотой, а между тем морской волшебник был нанят вовсе не для того, чтобы Ноэс мог в рекордно короткий срок доставить товар из Склервонса в Ленвендо. Он и без волшебника всегда выполнял свою работу так, что грешно было б на него жаловаться. Нет, заклинатель ветров нанят виконтессой не для этого. Но именно потому, что Ноэс был лучшим из ее капитанов, волшебник оказался на его судне в то время, когда поползли слухи о многочисленных штормах, разгулявшихся в последнее время на юго-востоке Вельдмарского Архипелага. Да что там – слухи: за последний месяц два торговых корабля пропали без вести, и виноваты в этом были отнюдь не пираты, которые с некоторых пор обходили стороной этот район Архипелага, а разбушевавшаяся стихия. Это ли не причина, чтобы заплатить морскому волшебнику? А если и это – не причина, то вот. извольте, еще одна: на шхуне среди прочих пассажиров (в Склервонсе они взяли на борт – за хорошую плату, естественно – двух купцов, которым срочно надо было попасть на Ламсток, соседний с Ленвендо остров) находился еще один, чья жизнь и здоровье были дороже виконтессе всех ее богатств: ее второй сын, Рамон Руадье. Поговаривали, что старший сын Руадье – трус и мямля, младший – копия отца, зато вот средний, Рамон, удался в мать. Или, возможно, в своего деда. По крайней мере, светские развлечения мало привлекали этого молодого человека, он предпочитал, как он сам выражался, «заниматься делом». Семья Руадье занимала достаточно высокое положение, чтобы ей спустили и не такую странность: куда уж этой странности до той, что учинил Рихарт двадцать пять лет назад, женившись на дочери виноторговца! Сам Рихарт предпочитал относиться к неестественным увлечениям своего среднего сына как к юношеской блажи, которая пройдет с возрастом. Старший, Рамхель, отказавшийся драться на дуэли с человеком, который прилюдно оскорбил его, раздражал Рихарта куда сильнее. Поговаривали, что Рихарт вычеркнул его из своего завещания, даже хотел выгнать из дома, и только заступничество матери помогло Рамхелю избежать этого.

Капитан хмуро посмотрел направо. Там, облокотившись на борт, молодой виконт игрался с новенькой подзорной трубой, не иначе, как купленной в Склервонсе перед самым отплытием. Он то сдвигал, то раздвигал две половинки трубы, то переворачивал ее и время от времени таким образом смотрел на какого-нибудь мимо проходившего матроса.

«Балуется, сопляк… – подумал капитан. – Так и вертит ее в руках, так и вертит… А вот уронишь в воду – что, думаешь, я тебе ее доставать буду? Врешь, дружок… Придется тебе трубочку-то новую покупать… Ну да черт с тобой, впрочем…»