Урал улыбается
Шрифт:
— Давайте его ко мне… — прошушукал начальник.
— Слушаюсь… — по-военному прошептал никогда не служивший в армии Папиросин и на цыпочках стреканул из кабинета.
Прямо с порога Аполлон Ксенофонтович Складт своим бархатным баритоном принялся солидно излагать свою точку зрения. Игорю Варламовичу всегда нравился богатый нюансами, тонко модулирующий голос Складта. Но сегодня он впервые вслушался в то, что тот говорит, и вдруг ясно понял, что Аполлон Ксенофонтович авторитетно изрекает глупости.
Начальник заглянул в глаза Складта и прошептал:
— Идите…
— Куда? —
Игорь Варламович показал ему жестом.
Потом Игорь Варламович пошел обходить кабинеты конторы. То, что он шел молча, произвело на всех потрясающее впечатление. Ветераны вскакивали, роняя стулья… Новички интересовались, кто это. Руководители отделов сбивчиво докладывали и торопливо распахивали двери на выход…
Все это так подействовало на коллектив, что он в ожидании неведомых перемен набросился на служебные обязанности с редким рвением и энтузиазмом.
А что начальник?
Стоило ему замолчать — и он услышал, как заразительно смеется бухгалтер Касьяныч…
Увидел, что завсектором Калистратова не «синий чулок» и носит модную оправу…
Открыл, что Закладов — подхалим, Супонева — умница, а предместкома имеет плохой почерк, голубые глаза и красные сапоги-чулки…
Он услышал жалобы вахтера и позывные радиостанции «Юность»…
Если раньше окружающая начальника действительность имела черно-белый вариант, то теперь она предстала в буйстве красок, звуков и нюансов. Мир стал пестрым, как детский калейдоскоп, и многоголосым, как грузинский хор. Игорь Варламович с радостью обнаружил, что он не дальтоник, что ему не наступил на ухо медведь и что он понимает анекдоты.
И он стал с удовольствием чутко слушать, внимательно смотреть и чаще улыбаться.
И его подчиненные тоже стали больше слушать, смотреть и улыбаться.
А потом к нему вернулся голос…
Н. Каменцев
1
Петух нашел жемчужное
зерно
И выбросил: зачем ему
оно?
2
Тут Соловей являть свое
искусство стал:
Он Соловья другого освистал.
3
— Ты сер, а я, приятель, сед! —
Сказал, в роман вчитавшись,
дед.
Римма Мазитова
Однажды утром, когда меня одевали, чтобы отнести в ясли, я громко заорал и стал брыкаться ногами. Говорить я еще не умел, но орал и брыкался изо всех сил. Мама поняла, что я не хочу в ясли. Она позвонила к себе и осталась на весь день со мной дома.
Потом я заорал и не пошел в детсад. Бабушка приехала из деревни, досрочно вышла на пенсию и посвятила себя мне.
Как-то я заорал, затопал ногами и не пошел на елку. Мой костюм Айболита отдали соседскому мальчику.
Потом я, помню, уже не орал, а ставил вопрос. Я сказал: либо мы будем собирать металлолом, либо готовиться к экзаменам на аттестат зрелости. Решили, что экзамены главнее. Но я видел в окно — они собирали металлолом! И при этом бегали и смеялись. А у Люськи Челкиной раскраснелись щеки и глаза сверкали, как фары. Нет, как звезды.
Потом я исхитрился и принес справку, что мне не с кем оставить престарелую бабушку и поэтому я не могу поехать со студенческим строительным отрядом. Все лето я вспоминал, как они погружались в вагоны и как Люська Челкина искала кого-то глазами. Я стоял за газетным киоском, меня не было видно.
Однажды я понял, что без Люськи Челкиной не могу. Струхнул порядком, но потом уговорил одного врача и принес Люське справку, что я сумасшедший в четвертом колене. Люська поглядела на меня огромными глазами и вышла за кого-то замуж.
Я тоже женился на ком-то, когда надоело ходить в столовую. Жена хотела ребенка, но я сказал, что когда-нибудь потом. Как-то я вернулся с работы, жены не было дома. Больше мы не встречались.
Потом, помню, я увидел в окно, что ко мне идут бывшие одноклассники — приближался вечер встречи. Я взял зонтик и выпрыгнул из другого окна.
Долгое время я мечтал о собаке. Мне хотелось терьера, и солнечным воскресеньем я поехал на рынок. Интеллигентный старичок продавал чудного лохматого щенка. Я погладил собачку, дунул ей под челку и конфиденциально сообщил старичку, что не могу купить щенка, так как уезжаю на год в Африку.
Когда меня провожали на пенсию, сослуживцы хотели скинуться на банкет, но я сказал, что у меня печень.
Однажды я сидел перед телевизором и вдруг почувствовал, что невероятно, до помрачения разума хочу увидеть Люську Челкину. Я быстро надел калоши и направился к ее дому. Смотрю, она идет навстречу, кефир в авоське несет. Увидела меня, остановилась, долго вглядывалась, потом спросила: «Это ты? Я уж думала, не придешь». Я хотел заплакать и поцеловать ее худенькую, как птичья лапка, руку, но вместо этого приподнял шляпу и сказал: «Извините, вы меня с кем-то путаете».
Я вернулся домой, снова сел перед телевизором и задумался над своей непонятной жизнью. Почему у меня все так получилось? Я проследил все свои вехи до самого начала, настойчиво разыскивая ошибку. И кажется, нашел. Меня не так поняли. В то утро, когда я орал и брыкался ногами, мама решила, что я не хочу в ясли. Но я не потому, видимо, тогда брыкался, что не хотел в ясли, а потому, что хотел идти своими ногами. Вот она, ошибка! Вот откуда «есть пошло» все остальное. Облегченно вздохнув, я умер.