Урал улыбается
Шрифт:
— Дарю тебе транзисторный приемник. Приедешь в Уфу — там и получишь!
Брат вперился в меня немигающими глазами.
— Спас-сибо, брат, — наконец сказал он. — Представляешь, как это будет здорово: во время сенокоса ставишь этот самый транзистор в конце покоса, сам косой помахиваешь, а тебе вдогонку несется чудная песня Фариды Кудашевой! Спас-сибо, брат! Однако пустое спасибо, что сухая ложка, рот дерет, говорят. Дарю тебе годовалого барашка!
— Что мне делать с твоим барашком? — замахал было я руками, но брат и слушать меня не стал.
— Приедешь
— Прими от меня радиоприемник «Эстония», — выпалил я.
— Тогда заодно заколем и бычка от комолой пеструхи, — сказал брат.
— Считай, что телевизор «Темп» уже стоит в твоей горнице! — сделал я ответный шаг.
— Вместе с бычком и саму комолую пеструху забирай!
— Дарю тебе пианино «Мелодия»!
Не прошло и пяти минут, как мы передарили друг другу все, что имелось в наших домах. Под конец я выкрикнул:
— Прими от меня в подарок мою малометражную коммунальную квартиру в центре города!
— Я тоже тебе дарю свой дом со всеми его надворными постройками и приусадебным участком!
Наступила тишина. Наши руки сомкнулись в крепком рукопожатии. Их разняла невестка — молчаливая свидетельница нашего диалога.
…Прошло немного времени, и я вместе с семьей перебрался на жительство в село, в дом моего брата, а брат — в мою коммунальную квартиру в городе. Теперь я жду брата к себе в гости. С большим нетерпением, признаться, жду.
Перевод с башкирского С. Сафиуллина
Дмитрий Пономаренко
Я всегда о чем-нибудь мечтаю.
В детстве, например, мне не терпелось быстрее стать взрослым. Взрослые люди мне казались волшебниками, особенно после такого случая. Один из наших гостей разбил чашку от фарфорового сервиза. И его даже не наказали. Наоборот, все улыбались и говорили, что это хорошая примета. Я попытался понять, почему взрослые бьют посуду к счастью, а дети — из озорства. Но тогда это было выше моего понимания.
Когда я немного подрос, мне очень захотелось в школу. Еле дождался этого необыкновенного дня. Сначала мне очень нравилось, когда учительница обращала внимание на мою поднятую руку. Но уже через месяц я стал мечтать о другом: «Хоть бы сегодня не спросили». С этой мечтой прошли все десять лет.
И вот я — абитуриент. В этот период, по-моему, кроме мечтаний, у меня ничего не было. Я представлял, как блестяще сдам вступительные, как буду поражать способностями профессоров, как мне уже за дипломную работу присвоят ученую степень доктора… Сбылось из всего этого только одно: я стал студентом.
В первый же семестр понял: профессоров мне поражать нечем. Мечты стали попроще: как бы сдать диамат и сопромат, хотя бы на «троечку», но с первого захода.
Диплом я получил. Ну, а степень доктора была, видимо, где-то впереди. Правда, меня она больше не привлекала, теперь я жаждал подвига. Пусть произойдет, мечтал я, какая-нибудь катастрофа, и я спасу… Нет, не человечество… Мне хотелось спасти ее, Мариночку.
Но катастрофы не произошло, а мое благородное стремление к подвигу переросло в будничное желание жениться на ней. Закончилось все это свадьбой…
А теперь моя самая сокровенная мечта — стать снова маленьким.
Анатолий Кравцов
В СОГРЕ
Не было безъягодья. В согре на кусту,
Набрунев, брусниченка вытула: расту!..
Если гриб на выброде молит: «Приходи.
Скоро зонтыш вытронят сеевом дожди…»
Я трунел на выброде около ольхи.
Набрунев как следует, вытулил стихи.
Стало бестолковочно. Галиматемно.
Жутко и лысцовочно. В общем — хорошо.
Взял я за зонтышечку в клеточку тетрадь,
В согре ее вызвякал и шурнул в печать.
Константин Максимов
Призвал меня к себе в кабинет председатель нашего цехкома товарищ Скрепкин и говорит:
— Учиться тебе надо, Барашкин. Ты ведь даже восьми классов не окончил.
— Не охота! — говорю я.
— Как это не охота? Сейчас кругом автоматика, электроника, кибернетика, а ты «не охота»! Льгот вам, лоботрясам, целую кучу предоставили! И дополнительные выходные, и отпуска для экзаменов. Учись — не хочу! Ну как, договорились?
Дня через два, когда я у себя в общежитии корпел над задачами по физике, в комнату ввалился мой дружок Санька. Выплюнув окурок, поинтересовался:
— И не жалко тебе мозгов? Давай-ка лучше до клуба прошвырнемся, пузырек раздавим.
— Нельзя, — говорю. — Слово товарищу Скрепкину дал, что закончу восьмилетку.
— Чепуха! — говорит Санька. — Скажешь, что трудно грызть бетон науки, работая в разных сменах. Голова, мол, болит. Миокардит, дифтерит, мастит…
Неделю спустя вызывает меня товарищ Скрепкин:
— Где же, Барашкин, твоя совесть? Из школы пять раз звонили. Почему занятия пропускаешь? Смены не устраивают? Так бы и сказал! Ну, этот вопрос мы в два счета провентилируем.
Перевели меня на односменку. Походил я в школу — бросил.