Уральская матрица
Шрифт:
Горным командиром, главой уральского Обер-бергамта (со временем он получил название Екатеринбургского), Пётр поставил капитана артиллерии Василия Татищева. Татищев прибыл на Урал. Сначала он разместил свою «ставку» в Соликамске, потом перебрался в Кунгур, а потом — на Уктусский завод. Татищев только-только начал выстраивать «горнозаводскую державу», как «прищемил хвост» Демидовым — отнял их пристань Курью. Демидовы тотчас настрочили донос. В 1722 году Татищева сняли с должности с позорной формулировкой «за казнокрадство». Его место занял генерал Виллим де Геннин. Честный служака, он оправдал своего предшественника, причём в письме Петру написал о своём отношении к Татищеву напрямую: «…хоть и рожу его калмыцкую не люблю».
Ресурсом, вокруг которого начала «окукливаться» уральская «горнозаводская держава», разумеется, были горные заводы Урала. Монаршей милостью стала Берг-привилегия. «Невидимыми нитками» — личное знакомство горных командиров с Петром. Причём эти «нитки» натягивались с обеих сторон: Петру нужны были пушки, а горным командирам нужна была независимость, иначе вороватые чиновники сожрут их заводы со всеми железками. «Уральская матрица» форматировала жизнь и работала не на какой-то там «самобытности», а на здравом смысле, на трезвой логике, на жёстком расчёте.
И заводы принялись «плодиться и размножаться». В 1722 году Демидовы основали Нижне-Тагильский завод и перенесли в Тагил своё «родовое гнездо». В том же году и Строгановы основали свой первый завод — Таманский на Каме. «Горнозаводская держава» легла на Уральский хребет как седло на лошадь — на обе стороны. Увернуться от горного дела Строгановы не смогли. Пётр объявил госмонополию на скупку соли, и строгановские варницы начали оглядываться на окрики бергамта. «Держава» властно присоединяла к себе новую отрасль производства: к заводам, рудникам и пристаням приплюсовала солеварни.
Этапным стал 1723 год. Почти одновременно вошли в строй Егошихинский и Екатеринбургский заводы: будущая губернская столица Урала и вновь учреждённая горная. Так из общего корня рождалась уральская «двоичность», «зеркальность». Де Геннин перенёс из Уктуса в Екатеринбургский завод Обер-бергамт (в состав которого вошли Пермский, Казанский, а потом и Оренбургский бергамты). Так кристаллизовалась государственная структура «горнозаводской державы». Заводами руководил горный командир и Екатеринбургский Обер-бергамт, а не губернаторы в Казани или Тобольске (Оренбурге или Уфе). И не важно, что стояли заводы во владениях губернаторов. Де Геннин обозначил пределы «горнозаводской державы»: четыре казённых завода (Екатеринбургский, Уктусский, Алапаевский и Каменский), 18 приписных слобод и две пристани. Потом границы «державы», конечно, раздвинулись.
Время Берг-привилегии «активировало» и другие черты «уральской матрицы». В первую очередь — милитаризацию. Заводы изготовляли пушки и пушками отчитывались не перед Берг-коллегией, а перед Военной коллегией. Горными командирами назначались люди служивые: капитан Татищев и генерал де Геннин. Уральская неволя всё отчётливее определялась как «неволя под ружьём». Точнее, не как «неволя под угрозой оружия», а как «неволя армейской службы». «Конституцией» горнозаводского государства стал Горный Устав.
В 1722 году Пётр ввёл новый порядок престолонаследия, и по России прокатилась волна раскольничьих волнений. Староверы не хотели целовать крест «царю неназванному». Близ Урала особенно ярился Тарский бунт — мятеж раскольников у крепости Тара. В центральной России вскипели гневом скиты на реке Керженец. Войска подавили бунты, а бунтовщики с Керженца побежали на Каменный Пояс — и стали уральскими кержаками. Бездомных, гонимых, их хватали заводчики и приставляли к заводам — ведь имели полное право не выдавать беглых. И в «уральскую матрицу» вошёл раскольничий культ труда.
Впрочем, на Урале не хватало не только рабочих; инженеров тоже не хватало. Иностранным специалистам платили впятеро больше, чем русским, да ещё и приплачивали за дорогу, за кров и за дрова. Европейские мастера с охотой поехали в Россию. Среди них встречались всякие люди. Кое-кто, подделав аттестат, не мог отличить чугун от железа и вскоре, почёсывая бока, укатывался восвояси. А кое-кто вкладывал в Урал все навыки, все силы, да и всю жизнь. От европейцев в «уральскую матрицу» вошёл культ знаний.
Новое время началось в 1736 году. Настала эпоха «двойной игры». «Горнозаводская держава» поглощала частные ресурсы — подчиняла себе заводской порядок на предприятиях Демидовых, Строгановых и разных мелких заводчиков. А частник поглощал горнозаводские ресурсы: приватизировал заводы. Пример Невьянска и Никиты Демидова окончательно сформировал понятие «высшего фарта»: приватизация по милости государя.
Первую приватизацию начал герцог Эрнст Бирон, фаворит императрицы Анны Иоанновны. Бирона сверг Бурхард Миних, фаворит новой императрицы Анны Леопольдовны. Сверг, но политику продолжил. Фавориты успели раздарить 18 горных заводов. Но оба они, и Бирон, и Миних, завершили свою важную государственную деятельность бесславной ссылкой в старинное селение Пелым на северном Урале. Заводы же казна через некоторое время выкупила обратно.
Однако для российской знати опыт этой приватизации показал отнюдь не вероятность Пелыма на долгий срок жизни. Опыт этой приватизации показал недостаточность размаха затеи Бирона и Миниха. Курляндцы побоялись достичь «точки невозврата», до которой всё можно отработать назад, — за то и поплатились. Преодолеть «точку невозврата» новые фавориты осмелились уже при императрице Елизавете.
С 1754 года началась вторая волна приватизации. Теперь на подарки предназначили все заводы Урала, кроме Екатеринбургского и Каменского. Предназначили — и методично раздарили. Графы, князья и генералы в одночасье стали уральскими заводчиками, хотя даже не знали, в какой стороне от Петербурга находится Урал.
Почти все сиятельные заводчики оказались пустодырами. Уже через 5–7 лет они разорили свои заводы и принялись их продавать. Многие предприятия казна милосердно выкупила обратно, но остальные достались настоящим хозяевам. Этим хозяевам никогда «не светило» получить заводы по приватизации — «рылом не вышли», но вот купить приватизированный и разорённый завод они всё-таки могли. И вошли в ареопаг уральских заводчиков.
Самая известная персона того периода — Савва Яковлев, бывший Собакин. По преданию, свою фамилию он получил за уличную торговлю пирожками с собачатиной. Торговец пирожками таинственным образом вырос до винного откупщика, составил капитал и принялся покупать, а затем и строить заводы. В конце XVIII века именно Яковлев оказался главным заводчиком Урала, а вовсе не Демидовы. Савва Яковлев владел 22 заводами, из которых 12 были бывшими приватизированными.