Уран
Шрифт:
И тут уж не свернуть скалу безоглядной веры. Дети, юношество, молодежь – для них дворцы культуры и спорта, парки и набережные. Ради их счастливой жизни огромный труд и напряжение лучших умов, все изобретения и новшества. Ради племянника Павла, ради своих Максима и Верочки, для всей советской звонкой мелюзги он строит город-сад, прекрасный и надежно защищенный от врагов.
Арсений Яковлевич Гаков, член партии с двадцать первого года, директор Комбината № 7, твердо знал, что врага не нужно выдумывать, когда тот стоит за порогом. Фашизм побежден, но разве менее опасен новый враг, бывший союзник?
Пока обескровленный Советский Союз, развороченная танками Европа, горящая Азия напрягали жилы для восстановления жизни, США, отсидевшись за океаном, получив большую прибыль на лендлизах, стремительно наращивали мощь. В августе сорок пятого американцы показали всему миру урок новой дипломатии «с ядерной бомбой в кармане».
Не для того ли, чтобы подмять под себя весь мир? Чтоб продолжать выжимать пот и кровь из рабочих в чужих странах, а у себя набивать карманы толстосумов? Одно препятствие на их пути – существование советской страны.
Сталин, Берия, всё партийное руководство понимают эту страшную опасность. Поэтому теперь главный вектор развития страны – создание сверхоружия, не уступающего по мощности американскому. Дружба закончилась, разговор нынче короткий – военно-стратегический паритет. «Задача номер один» – обозначается не только на секретных совещаниях, но и в официальных документах. «Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
Атеист, член партии Арсений Яковлевич Гаков втайне был суеверен. Стыдился этой своей привычки, но и любил ее, как память беспризорного детства. В жестокую пору военного коммунизма, в девятнадцатом году, пока грелся у ночных костров голодного Петрограда, наслушался страшных сказок и пророчеств. С тех пор и застряло в памяти: в носу свербит – к радостному известию, правое ухо чешется – к похвале. Что скорлупу от яиц нужно давить на мелкие части, иначе «бесы придут похрустеть», и нельзя плевать на землю, или на том свете будешь лизать раскаленную сковородку. А если увидел старуху с веником в руке – поворачивай назад, пути не будет.
Разумом материалиста Гаков понимал, что нету ни бесов, ни сковородок в аду, а есть только атомы, химические процессы и человеческая совесть, которая требует служить добру и правде. Но крестьянская мифология помогала ему чувствовать связь с кровными корнями, без чего вся жизнь теряла направление.
Он служил отчизне преданно, без рассуждений, как его дед и отец, которых все чаще вспоминал с приближением возраста. Это были простые русские люди, честные в работе и крепкие в вере, пусть и во имя других, устарелых нынче богов.
Гакову, как и всему советскому народу, богов заменили титаны мысли: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Советская власть подняла его из ничтожества, открыла дорогу к образованию и сделала хозяином целого города. Но происхождения своего Гаков не забывал, не терял понимания нужд трудового человека.
Первый свой рабочий табель Арсений подписал на Донбассе, в Макеевке. Работал на разных шахтах забойщиком, крепильщиком и техником. Одновременно учился на вечерних курсах при металлургическом заводе. В двадцать пятом году поступил в Ленинграде в строительный техникум, отучился, вернулся на завод. Вступил в ряды ВКП(б), был направлен на продолжение учебы в Институт промышленного строительства. Из Ленинграда поехал в Сибирь. Участвовал в закладке нового соцгорода Кузнецкстрой, которому в мае 1932-го было присвоено имя Сталинск.
Гаков любит стихи Маяковского, посвященные той стройке. Для него город-сад в этих строфах – как для верующих небесный Иерусалим. Мечта и реальность, опора духовной жизни и твердое обетование.
Здесь взрывы закудахтаютв разгон медвежьих банд,и взроет недра шахтоюстоугольный «Гигант».Здесь встанут стройки стенами.Гудками, пар, сипи.Мы в сотню солнц мартенамивоспламеним Сибирь.Арсений чувствует подступающие слезы, закрывает книжку. Верно выразил поэт, не боялись они ни холода, ни голода. Были веселы, неутомимы, заражены энтузиазмом громадной стройки. Молодыми руками, поначалу без техники, на одних лошадках поднимали завод-гигант. И воспламенили Сибирь мартенами! Хоть и не все дожили до свершения мечты.
Пришлось уехать из Сталинска по состоянию здоровья, делал операцию в Ленинграде. Там познакомился с будущей женой. И это знакомство началось с давней шахтерской приметы: если по дороге в забой встретишь женщину в белом платье, спускаться под землю нельзя. Женщина в белом – это смерть.
Но для него Ида стала жизнью, радостью и счастьем. Она шла с выпускного бала в институте, на ней было скромное платьице белого крепдешина, в руках – букет ромашек. Вот так, по-своему, сбылась примета. Теперь спину в ванной ему намыливает жена. А то если сам моешь спину, будешь мучиться болями в пояснице. Тоже примета, которой Гаков верен с шахтерских лет.
Прежде с Идой он делился всеми мыслями и планами, но с началом работы на секретном предприятии привычку эту пришлось оставить. Что поделаешь, они отдалились в последнее время, каждый живет своей жизнью. Ида – детьми, своей работой, Гаков – своей. И чулки со стрелками привез он для другой женщины, прикипевшей к сердцу так, что не оторвать.
Не мог он рассказать жене, что в секретном городе, у которого нет даже имени и адреса на карте, только номер почтового ящика, где биографию каждого слесаря и каждой прачки хранят в отдельных сейфах на Лубянке, завелся предатель, шпион. Совсем недавно они с Идой обсуждали дело врачей-вредителей, и она шептала робко: «Как страшно, наверное, годами знать человека, работать рядом, а может, и спать в одной постели… а он оказывается предателем, врагом». Вместе они радовались, что следственные органы не трогали местные медсанчасти. Это значило, что знакомые врачи в больницах и санаториях никак не связаны с преступлениями Когана, Этингера, Гринштейна.
И вот теперь эта радость отравлена подозрением. Плохо жить, когда не доверяешь никому вокруг.
Вот доктор Циммерман – проницательный, умный. Повсюду открыт ему доступ, при желании любую информацию о Комбинате может получить. Что, если он и есть разведчик, еще перед войной заброшенный в СССР?
Будто сглазил Гакова Берия, везде он теперь ищет врагов. По возвращении из Москвы спит беспокойно, всё видит во сне порванную обувь – тоже дурная примета, к беде. А когда беды ждешь, она непременно случится.