Уравнение Шекспира, или «Гамлет», которго мы не читали

Фролов Игорь

Мы не так наивны, чтобы поверить в слова весельчака Бена Джонсона о том, что «Шекспир плохо знал латынь, еще хуже – греческий» (а эта шутка, между прочим, есть один из самых веских козырей в пользу авторства страдфордского ростовщика Шакспера – мол, сам старина Бен свидетельствовал о его полуграмотности). Шекспир (кто бы он ни был) хорошо знал и латынь и греческий, и часто строил свои неологизмы, опираясь на эти языки. Так вот эти два языка в случае, который мы разбираем, оказались посодержательней английского. Латинское (заимствованное из греческого) слово machinа означает не только привычные механизм, строение, но имеет и такой ряд значений: осадное орудие, орган,

уловка, хитрость. И тогда мы можем передать загадочную фразу (включая игру слов) так: «Твой … до тех пор, пока это орудие, орган/уловка, хитрость с ним. Гамлет». Здесь мы видим откровенный намек, как на сексуальные отношения, так и на то, что отношения Гамлета (или того, кто пишет записку) построены на хитрости с его стороны, и пока эта хитрость при нем, все останется по-прежнему.

Впрочем, желающие оставить все как есть, могут считать, что этим письмом он хочет заставить своих врагов поверить в его невменяемость. Однако такое решение было бы слишком простым и скучным. Тем, кто выбрал этот вариант, уже не стоит читать дальше. А все еще только начинается. Нужно учесть и то, что прозаическая записка встроена в поэтическую часть таким образом, что вполне может оказаться «поддельной» прозой, написанной все тем же стихотворцем Горацио, и отражающей его версию событий.

III. ТОРГОВЕЦ РЫБОЙ И ЕГО ДОЧЬ

По-настоящему проза разворачивается лишь во 2-й сцене II акта – в разговоре «сумасшедшего» Гамлета с Полонием. Эта сцена, если прочесть ее внимательно, оказывается настоящим прологом к «скрытой», прозаической пьесе. В ней в свернутом виде содержиться указание на то, что составляет тайну шекспировского послания. Но мы только в самом начале чтения и не сможем понять смысла этого пролога полностью. Просто отнесемся к нашему чтению ответственно и постараемся ничего не пропустить, несмотря на неясности.

Вообще, сумасшествие в этой пьесе – как Гамлета, так впоследствии и Офелии – очень удобная форма правды. Немедленный пример – на вопрос Полония, узнает ли принц его, Гамлет отвечает: «Excellent well, you are a Fishmonger» (Еще бы, вы – торговец рыбой). Казалось бы, при чем здесь торговля рыбой?

Ниаз Чолокава в статье «Шекспир, Гамлет, Офелия и старые притчи» пишет: «Слово fishmonger, особенно в елизаветинские времена, означало «сутенер». Это можно найти в любом издании, где хоть как-то комментируется это слово. Например, в York Notes on Shakespeare читаем:

fishmonger: ... The term 'fishmonger' was sometimes applied to a man who benefited from the earnings of prostitutes... (термин «fishmonger» иногда применялся к человеку, который получал прибыль от дохода с проституции – И. Ф.)

В другом комментарии:

«Fishmonger» is Elizabethan cant for «fleshmonger» — a pimp, procurer, or bawd. («Fishmonger» на елизаветинском жаргоне – торговец мясом – сводник, поставщик, или содержатель публичного дома – И. Ф.)».

А вот свидетельство Бориса Борухова («Уильям Шекспир устами Гамлета: Офелия – проститутка»), который ссылается на фундаментальный словарь английского слэнга Джонатона Грина (Jonathon Green. Cassell's Dictionary of Slang. London, 2000). Там, сообщает Б. Борухов, он обнаружил следующее:

Fishmonger — [17 century] a womanizer, a promiscuous man

«Бабник и развратник — это, конечно, не совсем то же самое, что «сутенер», – пишет автор заметки, но добавляет, что на той же странице указано: Fishmonger's daugther — [Late 16 century — early 17 century] a prostitute».

Итак, все вроде бы проясняется. Полоний одновременно и развратник (и он сознается в этом, говоря, что в молодости немало страдал от любви), и

отец Офелии, которая таким образом оказывается Fishmonger's daughter, то есть проституткой. Гамлет не обвиняет Полония в торговле собственной дочерью – дочь, по мнению Гамлета, сама ступила на путь проституции – извлечения выгоды из торговли собственным телом.

(Мы так дотошно разбираемся с «торговцем рыбой» потому, что небольшой разнобой английских толкований показывает некую неуверенность толкователей, и складывается ощущение, что «сутенер» – уже постшекспировское, «угаданное» значение. Но с этим словом связана одна интересная литературная аллюзия, о которой мы скажем позже).

Вернемся к беседе Гамлета и Полония.

1218-20 Ham. For if the sunne breede maggots in a dead dogge, being a good kissing carrion. Haue you a daughter?

1221 Pol. I haue my Lord.

1222-3 Ham. Let her not walke i'th Sunne, conception is a blessing, but as your daughter may conceaue, friend looke to't.

В переводе Лозинского:

Гамлет: Ибо если солнце плодит червей в дохлом псе, божество, лобзающее падаль... Есть у вас дочь?

Полоний: Есть, принц.

Гамлет: Не давайте ей гулять на солнце: всякий плод – благословение; но не такой, какой может быть у вашей дочери. Друг, берегитесь».

Мы привыкли к образу невинной Офелии, но даже у Лозинского Гамлет говорит Полонию, что Офелия беременна – или может забеременеть. Здесь Лозинский поступил слишком честно – он мог бы без угрызений переводческой совести передать «conception is a blessing, but as your daughter may conceaue» как «замысел есть благо, но не тот, который ваша дочь может постичь» – и эта невнятица вполне укладывается в концепцию помешательства. Полисемичность английского словаря позволяет выбирать разные значения одного слова. Однако, Лозинский близок к истине, которая подстрочно выглядит вот как: «зачатие (conception) – счастливый дар, но это не относится к беременности (conceaue), которая может быть у вашей дочери».

Фраза о червях и дохлом псе имеет и другой, отличный от вышеприведенного, перевод: «Если солнце порождает блажь/причуды/прихоти (maggots) в никчемном существе (a dead dogge – уст.), будучи неким благом (a good), ласкающим бренную плоть (carrion)...».)

Итак, невинность Офелии под вопросом. Кто же украл ее девственность, точнее – кто предполагаемый виновник предполагаемой беременности? Кажется, намек на это есть в пассажах Гамлета о солнце. Обратите внимание, что солнце встречается два раза – sunne и Sunne – и с большой буквы, как имя собственное, оно пишется там, где Гамлет предостерегает Полония от того, чтобы он пускал гулять свою дочь под этим Солнцем. Простейшая и самая прямая аналогия в данном контексте – королевская власть (Солнце было помещено на королевские штандарты первым Йорком). Таким образом, у нас есть если не факт, то гипотеза: некто, принадлежащий к королевской династии, соблазняет или уже соблазнил Офелию, и либо Полоний выступает как торговец собственной дочерью (хотя он даже aside (в сторону) искренне не понимает, о чем говорит Гамлет – или делает вид?), либо сама Офелия променяла свою девственность на какие-то материальные блага или поддалась на чьи-то посулы. Есть и второе предположение – если слушать из зрительного зала (нужно учитывать, что пьеса играется на сцене), то слова sunne (солнце) и sonne (сын) будут неотличимы в произношении, и тогда второй предполагаемый вариант достаточно скользок: Офелию соблазняет некий сын. Чей сын? – если Полония, то он же ее брат Лаэрт? Такие догадки могут далеко нас завести. Однако мы уже говорили о своем мелочном копании, и это пример такой болезненной внимательности.