Урга и Унгерн
Шрифт:
– Насколько я знаю, он теперь в Гучене, – уверил Оссендовского Бурдуков. – Мы обозы туда недавно послали за нефритом для Пекина. Анненков обозы конфисковал и деньги изъял для своих нужд. Торговля нынче стала делом убыточным.
– Скажите, Кирилл Иванович, вы ведь теперь с Михайловым будете встречаться? Там, конечно, дела военные обсуждать начнете, я не напрашиваюсь вовсе! А вот на встречу с Чултун-бэйсэ непременно меня возьмите. Меня старик хорошо знает и доверяет мне, буду вам полезен на переговорах. – Оссендовский заерзал на стуле и вопросительно улыбнулся.
Я переглянулся с Бурдуковым, тот утвердительно кивнул.
– Хорошо, господин Оссендовский, после встречи с Михайловым поедем к Чултун-бэйсэ вместе, – сказал я.
Мне не хотелось брать с собой этого плутоватого поляка, но, возможно, он и вправду сослужит добрую службу на первой нашей встрече со старым сайдом Улясутая.
– Вот и славно! Я подготовлю роскошные хадаки для себя и для вас!
– Хадаки? – Я удивленно глянул сначала на Оссендовского, потом на Бурдукова.
– Хадак – это шарф такой ритуальный, его нужно будет поднести сайду в знак уважения. Древняя буддистская традиция, – пояснил Бурдуков.
Еще некоторое время мы общались на самые разные темы, потом Оссендовский откланялся и поспешил по своим делам, предварительно выбив у меня клятвенное обещание взять его на встречу с Чултун-бэйсэ.
– Очень разговорчивый и деятельный тип, – резюмировал Бурдуков после ухода говорливого гостя. – Но вы его с весов не сбрасывайте, он чрезвычайно информирован, частенько бывает полезен, ну и без его участия не происходит практически ни одно событие. Да вы этого болтуна скоро в компании Михайлова увидите! Сейчас наверняка к полковнику прибежал и доложил о том, что вас знает тысячу лет и в переговорах с вами будет ему просто необходим.
– А он не шпион ли?
– Может, и шпион, только мне кажется, что он просто заезжий авантюрист, которых в Халхе теперь развелось немало. Славы, видно, ищет, меня вопросами своими извел уже. Все про историю Монголии, быт и нравы интересовался. Не думаю, что шпион, но и не исключаю такой вероятности.
Михайлов прибыл в резиденцию Блонского через пару часов после Фердинанда Оссендовского. Бурдуков к тому моменту выехал по своим делам куда-то в пригород. Полковник решительно вошел в комнату, где мы за чаем с хозяином дома обсуждали положение русских и иностранных колонистов в городе. На улице начался снег, папаха Михайлова и его шинель были покрыты тонким слоем снежинок. Отряхнувшись у порога, полковник перекрестился на образа, отстегнул ремень с шашкой и, сняв шинель, передал ее подоспевшей Марии Васильевне. Под шинелью оказался выглаженный офицерский китель. Борода у Михайлова была густая и окладистая, росту он оказался небольшого, но кость имел чрезвычайно широкую. Кисть моей руки при рукопожатии исчезла в его огромной пятерне и казалась в сравнении с ней просто детской. В этом кряжистом и мощном офицере чувствовались спокойствие и сила.
– Полковник Максим Михайлович Михайлов, – отрапортовал он и, не дожидаясь приглашения, сел за стол. – За мной Оссендовский увязался, еле отделался от этого слизня.
– Ивановский Кирилл Иванович, – представился я и улыбнулся, вспомнив слова Бурдукова о вездесущем Фердинанде. – Это хорошо, что вы от него отделались, разговор у нас будет серьезный, нежелательно, чтобы о нем узнали в городе.
– Ну я, пожалуй, пойду, а если понадоблюсь, ищите меня во дворе, – заспешил Блонский, очевидно решив, что разговор наш не предназначен для его ушей.
– Василий Васильевич, куда вы засобирались? Очень рассчитываю на ваше участие в нашей беседе, прошу вас остаться! – Я произнес это довольно добродушно, но тон мой не подразумевал возражений.
Блонский широко улыбнулся, без уговоров и жеманства сел на свое место. Мария Васильевна принесла самовар, выставила на стол варенье и удалилась, тихонько прикрыв за собой дверь.
Мои собеседники налили себе чая и переглянулись. Я понял, что слово предоставляется мне.
– Барон Унгерн, вернувший власть в Халхе законному правителю в лице богдо-гэгэна, прислал меня в Улясутай с важным поручением! – Тон мой был официальным, я старался как можно вдумчивее подбирать слова. Никогда прежде мне не выпадало миссии вести столь серьезные переговоры с боевыми полковниками, которые были и старше, и опытнее меня. Кроме того, я не знал, что принято говорить в таких случаях, ведь от барона Унгерна я получил лишь самые общие распоряжения касательно передачи боеприпасов русским войскам в Улясутае и налаживания связи с Ургой. Похоже, теперь от меня ожидали чего-то большего. – Я прибыл в город в сопровождении господина Бурдукова, которого вы хорошо знаете. С собой привез обоз с патронами и ручными гранатами, для усиления огневой мощи пригнал автомобиль с пулеметом.
– А много ли патронов? Какого калибра? Что за гранаты и сколько их? – немедленно осведомился Михайлов.
– Патроны большей частью под винтовку Мосина 7,62, есть некоторое количество под 7,92 Маузера и совсем немного восьмимиллиметровых под Манлихера. В общей сложности больше пятидесяти тысяч штук. Еще в коробках по четырнадцать штук 7,62 для старого образца Нагана, не знаю, пригодятся ли вам, их около сотни коробок всего. Из гранат привезли русских «кугелей» и еще австрийской «кукурузы», всего пару сотен.
Я был рад тому, что при получении боеприпасов на складе Дубовик передал мне все по описи и настоял на том, чтобы я записал количество патронов и гранат в специальный сопроводительный лист. Теперь я мог, как человек военный, блеснуть своими скудными познаниями перед двумя бывалыми вояками.
– А на автомобиле «картофелекопалка» тоже под 7,62? А то я тут и бельгийские встречал несколько раз, они под семь миллиметров Маузера идут. – Михайлов подмигнул Блонскому, и это не осталось для меня незамеченным.
– «Картофелекопалка» стандартная, только патрон под нее идет в необычной комплектации со стеклянными пулями.
– Это что еще за диковина? – удивился Блонский.
– Наш инженер Лисовский изобрел. В бою их уже испытывали, дальность и убойная сила поменьше, чем у стандартной пули, против бронированных целей тоже не годится, а против пехоты и кавалерии вполне подходит.
– И сколько из пятидесяти тысяч патронов со стеклянными пулями? – нахмурил лоб Михайлов.
– Больше половины. В Урге теперь с боеприпасами не очень хорошо, радуйтесь, что это привез!
Мне не понравился вопрос Михайлова, который столь бесцеремонно смотрел в зубы дареному коню. Очевидно, я не сумел скрыть недовольства, поэтому полковник сменил тон на более дружелюбный и морщины на лбу его разгладились.
– Добро! – сказал он. – Будем вооружать ополчение тем, что есть. Нам бы, конечно, и винтовки еще не помешали бы, ну да мы их скоро у китайцев отберем! – Михайлов перелил чай из чашки в блюдце и, шумно отпив, откусил крепкими зубами кусок желтого сахара…
Беседа прошла оживленно. Обсуждали порядок действий. Блонский настаивал на переговорах с китайцами, Михайлов предлагал готовиться к бою. Сошлись на том, что войной на гаминов идти всегда успеется, проливать лишний раз кровь никому не хотелось. Для делегации решено было послать к Ван Сяоцуну представителей от русских в лице Блонского и Михайлова, который взял на себя роль переводчика. От монголов постановили выдвинуть законного сайда Чултун-бэйсэ, предварительно получив от него на то согласие, и еще нужен был представитель от иностранных колонистов.