Урга и Унгерн
Шрифт:
– Проснулись уже? – Блонский выходил из конюшни. Одет он был в шинель без знаков различия, на голове сидела папаха. Портупея и маузер на боку, начищенные сапоги и кожаные галифе придавали Блонскому вид скорее военного, нежели гражданского лица. – В городе уже все знают о том, что Урга захвачена Унгерном. Китайцы заперлись в казармах, их патрули наконец-то ушли с улиц. Я же говорил, что вы к нам очень кстати прибыли! Можете умыться в баньке и пожалуйте к чаю. Как и обещал, у нас первый ранний гость, господин Оссендовский, уже часа два как гоняет чаи, боюсь, что скоро лопнет.
Я наспех умылся, стряхивая сонливость, после чего прошел в гостиную, где, к моему удивлению, уже шла оживленная беседа между Бурдуковым и каким-то господином с одутловатым лицом и небольшим квадратом усов под выступающим далеко вперед носом. Собеседнику Бурдукова было лет сорок. Одет в дорогой, но довольно поношенный костюм из черного сукна. Я был абсолютно уверен, что уже встречал его, но не мог вспомнить где.
Заметив мое присутствие, ранний гость встал, церемонно поклонился и протянул мне руку. Пожатие было мягким, но не вялым.
– Томский технологический институт, – вкрадчивым негромким голосом произнес он. – Если не ошибаюсь, зима девятнадцатого года. Помните?
– Конечно помню, в этом году при институте был открыт факультет исследования Сибири и готовилась экспедиция в Урянхайский край. Мы знакомы?
– Да, мы встречались в Томском институте, я это хорошо помню. Вы ведь Ивановский? Я отметил тогда еще забавное сочетание в вашей фамилии, пожалуй, самого распространенного русского имени с совершенно польским окончанием. Имя и отчество ваше, уж простите меня, я запамятовал.
– Кирилл Иванович, а вы господин Оссендовский?
– Да, я Фердинанд Оссендовский, – радостно закивал мой новый знакомец. – Кирилл Иванович… Странно, что я не запомнил и вашего отчества! Если переставить в нем ударение на последний слог, то из него получится замечательная сербская фамилия, которая имеет в основе все то же распространенное русское имя, ставшее во многих странах нарицательным. Я вижу, вы все еще никак не вспомнили нашу встречу на вечере, посвященном объявлению о создании первой геологической экспедиции в Урянхайский край. Я тогда был моложе и усиков не носил совсем, работал лаборантом в Томском технологическом. Чрезвычайно интересуюсь геологией и даже стал первым лауреатом премии Буссе за работу по ископаемым углям Дальнего Востока.
– Теперь вспомнил! – Я наконец выудил из памяти наше знакомство и разговор в оранжерее Томского института. – Вы тогда нарядились в какой-то нелепый синий костюм, который, как мне кажется, был вам великоват.
– Да, да! – захохотал Оссендовский. – Мне действительно нечего было надеть на сие интереснейшее мероприятие, и мой приятель одолжил мне этот забавный костюмчик, в котором я выглядел совершенно нелепо. Знаете, я ведь тоже мечтал присоединиться к вашей экспедиции! Только меня в нее не взяли. А сразу после того, как вы отбыли из Томска, в июне двадцатого года Сибревком закрыл сибирский факультет. Чем он помешал большевикам?
Я неопределенно пожал плечами, сел за стол рядом с Бурдуковым, налил себе чая из самовара и взял из вазочки довольно крупный кусок сахара. Оссендовский говорил без умолку. Местами он ставил ударение в словах не там, где это принято, некоторые буквы гротескно выделял на польский манер.
– Я всегда узнаю обо всем раньше других. Сегодня ночью я услышал новость о том, что китайцев наконец-то выбили из Урги! Не смог не посетить господина Блонского, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение и узнать подробности из первых рук! Скажите, Кирилл Иванович, барон тоже к нам приедет? Очень хочется познакомиться с этим выдающимся полководцем. Это правда, что монголы называют его богом войны? Говорят, его и пули не берут. Слышал, что он иногда съедает печень своих врагов, как это было принято у древнейших племен Халхи!
– Господин Оссендовский, даже не знаю, с ответа на какой из ваших вопросов мне начать… Барон Унгерн при мне не ел ничьих органов, в дивизии я про такое тоже не слышал, но не исключаю, что и это правда. – Я заметил, как Бурдуков бесшумно хохотнул в усищи, подливая себе чая. – В бою он действительно чрезвычайно удачлив, пули и осколки снарядов не наносят ему вреда, невзирая на то что он во время сражения всегда впереди и стремится оказаться в самом пекле. Хотя не исключаю и того, что пекло образуется именно там, где в бою появляется барон Унгерн.
– Замечательно сказано, – похвалил меня Оссендовский, порылся в карманах, достал блокнот, карандаш и начал что-то бегло записывать.
– Вы конспектируете?
– Не только вас! Это многолетняя привычка, я не доверяю своей памяти, она с возрастом лучше ведь не становится. Видите ли, господин Ивановский, я ко всему прочему еще и писатель, и журналист. Халха сама по себе загадочна, мало изучена, а тут еще и весьма необычные события, и такие колоритные исторические фигуры… Не могу удержаться! Надеюсь, вы не станете возражать, если я буду время от времени вести записи?
– Отчего же, пишите, конечно. Только помните, что в нынешних условиях с этой опасной привычкой вас вполне могут принять за шпиона.
– Да, да! – поднял голову от блокнота Оссендовский. – Постоянно принимают! Я уже с этим смирился. Скажите, а много ли теперь бойцов у барона?
– Вопросы у вас тоже весьма опасные. Давайте лучше побеседуем на отвлеченные темы.
Мне не нравилось нарочитое любопытство поляка, вполне возможно, что он и был шпионом. Удобно скрывать разведывательную деятельность под личиной простоватого писателя и журналиста. С этим типом лучше ухо держать востро.
– Хорошо! – немедленно согласился Оссендовский, спрятал свой блокнот и, залпом выпив чай, взял из корзинки рогалик. – А автомобиль во дворе ваш? Не видал никогда такого. Это ведь не броневик? Впрочем, не отвечайте! Это, наверное, тоже военная тайна. В городе теперь суета! Монголы, как узнали про удачный штурм Урги, сразу на коней и прочь из города, через несколько дней весть до Кобдо долетит, а там и дальше! Про генерала Бакича слыхали? Говорят, в Туркестане войско собирает, чтобы двигаться к нам в Халху. Еще ходят слухи, что атаман Анненков из Семиречья выдвинулся в Синьцзян и теперь стоит с войсками в Урумчи.