Урод
Шрифт:
Онемели все. А мальчишки потянулись руками к ее руке и весело сообщили ей: - «Ты наша сестра теперь».
По щекам Любы потекли слезы. Это были давно, еще в раннем детстве застывшие слезы. Растаяли
Глава 7
Тимофей вел себя так, будто не замечал уродства девушки. Мальчишки как срослись с ней, то разглядывали рисунки Любы, то сами рисовали и радовались, когда девушка под лупой разглядывала их работу и хвалила. Всей семьей слушали пение девушки, и никто, казалось, не замечал ее уродства. «Притворяются» - заключила Валентина, и при этой мысли ей становилось мерзко, таяла даже еще
Появилось предложение поездить по магазинам. Люба взяла маску, чтобы надеть на лицо.
– Любушка, - мальчишки предпочли это имя, как им казалось наиболее подходящее для их новой сестры, - не надо маску, все ведь хорошо, воспротивились они. Люба обняла их, потрепала вихри на головах и все же надела маску.
Покупки делали весело. Выбрали MP3-плеер, теперь будет возможность прослушать весь репертуар Любы. Купили наряды для мамы и Любы, игрушки для мальчишек. Побывали в цирке, побаловались мороженным в кафе. Приехали домой усталые, но довольные. Мама с мальчишками отправились на кухню «соображать» обед.
– Люба, долго задерживаться мы не сможем. В деревне хозяйство, животные, соседка взялась присмотреть, - но надо, как говориться, честь иметь, скорее освободить ее. Да и отпуск у меня всего несколько дней. Надо бы поговорить. Взяв девушку за руку, Тимофей подвел ее к стулу, усадил и из-за спины обнял девушку за плечи. – У нас есть кое-какие сбережения, он специально назвал сбережения общими, чтобы не смутить девушку : кто он ей, чужой дядя. – Как ты смотришь, если сделать пластическую операцию? Тебе надо выходить на сцену. Бог таланты с плеча на отмаш не раскидывает. Талант ценить надо, пусть он приносит людям радость. У тебя прекрасный голос.
Люба молчала. Но сердце ее всколыхнула радость: неужели это возможно! Неужели не надо будет надевать маску?
– Вы думаете все это, – девушка по воздуху очертила овал своего лица, - можно устранить?
– Ну, не такое исправляют специалисты. Подберем хорошую клинику, врача.
– Это же очень дорого!
– Не дороже денег, – отшутился Тимофей, - мы, пожалуй, одолеем.
Помолчали, каждый думая о своем.
– Люба, у меня не скоро будет возможность приехать, а надо обговорить еще один важный и неотложный вопрос. Мы с твоей мамой не узаконили отношения, хотя живем уже приличное время. В связи с этим необходимо установить родство и с тобой. Я хочу удочерить тебя. Ты согласна?
Люба резко вскинула голову. Однако через минуту, как-будто погасив какой-то всплеск чувств, протянула к нему руку. Он всретил ее руку своей.
– Тимофей Павлович, – я очень благодарна вам за все. Но, простите, принять предложение стать вашей дочерью, не могу. У меня есть папа. Я никогда не видела его, но он есть, и все свое детство я ждала его. И потому никого, кроме него, я не смогу назвать папой. Я буду искать его и найду.
– Люба,..
– Тимофей помолчал, будто не решаясь сказать, но и не сказать не мог.
– Люба, принимая такое решение я вынужден был навести справки о твоем отце, поскольку не смогу без его согласия удочерить тебя.
– Люба! - Тимофей сжал руку девушки между своими ладонями. – Люба, твоего отца больше нет. Он умер три года назад. Мы сможем съездить к его могиле. Прости, что нанес тебе такой удар!
Девушка молчала. Тимофей вышел, ей лучше сейчас остаться одной.
Все оставшиеся дни отпуска Тимофей с
– Давайте доверимся Иегове Богу, я всю ночь молился, думаю, наш сегодняшний выбор не случайный, - предложил Тимофей, когда они вышли из кабинета, пообещав врачу подумать.
– Вы, Тимофей Павлович, Свидетель Иеговы?
– спросила Мария Ивановна.
Тимофей не ответил, и было заметно, что в этом молчании есть скрытый смысл.
– Вы назвали Бога Иеговой. У вас есть какой-то свой Бог?
– Не желая мириться с молчанием, полюбопытствовала Люба.
– Бог, Люба, один и нет другого. В Библии есть его имя, и кто внимательно читает ее, тот знает. Многим знакома также молитва «Отче наш». Ее часто произносят. А она начинается просьбой: «Пусть святится имя твое». Как же оно будет святиться, имя это, если его даже не знают? Больше принято обращаться к нему, называя титулы: Бог, Господь, Всевышний. Но ведь и у врача, и у инженера, у любого титулованного человека есть имя. Есть оно и у Бога. «Меня зовут Иегова на века», сказал он в Библии. А Библия – руководство для нас. Чему бы религии ни учили, лучше правду узнавать из первоисточника. Верно? – будто ища поддержки, - спросил Тимофей.
– Вы так благородны в своих делах, видно, в этом влияние Иеговы. Я бы хотела узнать о нем как можно больше, - заключила девушка.
Тимофей оплатил операцию, и Любу положили в больницу.
– Вы не волнуйтесь, я постоянно буду с ней, - заверила Мария Ивановна, прощаясь и обнимая мать девочки, хотя та не проявляла никакого беспокойства.
По дороге домой Валентина угрюмо молчала. Все это время она не принимала никакого участия в решении проблемы лечения дочери. Гложима обидой, что чужая женщина, как полноправная хозяйка положения, занимается судьбой ее, Валиной, дочери, она была зла на весь мир, в том числе и на Тимофея, и на мальчишек, которые с какой-то стати так привязались к Любе, будто она им действительно близка и дорога.
Тимофей, не зная истинных мотивов ее плохого настроения и принимая это за переживания об исходе операции, решил успокоить ее, выразив уверенность, что все будет хорошо. Он сел бочком и развернулся с первого сидения к ней лицом.
– Хирург сказал, что выправит перегородку носа, вставив пластинку. Сложнее нарастить крылья носа, ведь в них полное отсутствие хрящей, только кожа. Но врач выразил уверенность, что и эта проблема разрешима.
Валентина ничего не ответила, только, поджав губы, отвернулась к окну.
Глава 8
Злая вьюга завывала в груди Валентины. Иногда вихрем заметались переживания о том, как там обстоит дело с операцией, но быстро этим же вихрем уносились, и снова, как песком в лицо, захлестывала обида, причину которой Валентина четко объяснить себе не могла. Все в доме кружилось, вертелось вокруг каких-то проблем, а ей уже хотелось чего-то для себя. Хотелось, наконец стать для кого-то главной, самой важной и самой дорогой. Она устала от одиночества, от неуверенности в состоятельности сложившихся отношений в семье.