Урод
Шрифт:
Вспоминалось обещание приехать к ней, а как? Мало ли, много ли, забот хватает. Коровенка есть, теленок. Их по утрам надо на выпоса выгонять. Опять же кто будет доить? Доверишься людям, только коровенку испортят. Кому охото пальцы утруждать, высвобождая вымя до конца, а это сразу скажется на удое. Тут куры, гуси, утки. А работа? Кто держать-то будет тебя, если будешь разъезжать по своим надобностям. В деревне работу найти, что в рай попасть.
Так вполне резонно думалось Валентине. Но совсем не так думалось Марии Ивановне. В один из летних дней, возвращаясь с работы домой Валентина заметила
Не обессудь, Валюша, я к тебе не на денек приехала, отпуск у меня. Так захотелось деревенским воздухом подышать, - говорила гостья совсем неизвиняющимся тоном, как, будто здесь жил человек, испытывающий потребность видеть ее.
– Да, ради Бога, хоть совсем поселяйтесь, я одна от скуки помираю, - отвечала Валентина, совсем не сознавая ответственности за свои слова.
– Ну, совсем, не совсем, а недельку-то погощу, помогу тебе, чем смогу.
Гостья подтянула к себе большую туго набитую сумку.
– Я вот привезла городского лакомства – фрукты, колбасу, у вас тут рынка нет. Ничего не завозят.
– А навезла-то, будто у меня семеро под лавкой, - нарочито возмутилась хозяйка дома.
– Разве фруктов бывает много!- в тон ей отшутилась гостья.
Отшумел чайник. Завершилось чаепитие. Валентина так и не обмолвилась о дочери.
– А у меня для тебя есть еще один подарок, - сказала гостья и вытащила из папки чей-то портрет.
– Это Любушка по памяти нарисовала тебя.
Валентина взяла из рук гостьи рисунок.
– Я такая уродина? – толи растерялась, толи расстроилась Валентина.
– Да что ты! Даже, если есть какие недоработки так ведь это почти вслепую нарисовано. Когда она рисовала, так волновалась, все спрашивала, похожа ли? Так ли мама улыбается? Моя мама самая красивая. Ведь на портрете у меня она получилась добрая! – горячилась Мария Ивановна, повторяя слова Любы. Голос ее дрожал.
– Ну, может быть. В искусстве я не разбираюсь, – отошла от конфуза Валентина и положила портрет сверху на шкаф.
«И запылится, и будет лежать там вечно», - подумала Мария Ивановна и тут же осудила себя: «зачем так плохо думать о человеке!»
– Ладно, если какой-то цветок рисуешь, можно его к глазам поднести, руками ощутить, А портрет человека-то как?
– высказала свое недоумение Валентина.
– Она видела тебя сердцем. Любушка рисует то, что чувствует, а не то, что видит.
– Валя, а еще я привезла тебе Библию.
– У меня была Библия. Я пробовала читать, ничего не поняла. Там везде твердый знак и слова странные, какие-то «ежи на небеси». Отдала я ее соседке.
– Ну, а эта понятная, переведенная на современный язык, на котором мы сейчас разговариваем. Мне ее подарили благовестники. Начнем читать и что-нибудь поймем.
Глаза уже смыкались: гостья с дороги, Валентина после работы. Где- то на полуслове и уснули.
Утром встали обе спозаранку, одна с подойником выскочила во двор, другая занялась готовкой пищи. Мария Ивановна
Глава5
Прошел уже почти месяц, как уехала Мария Ивановна. Валентина не приняла ее приглашения вполне, как она считала, оправданно и обоснованно, сомнения ее не посещали, раскаяние не мучило. Люба получала квартиру. И директор интерната предлагала переселиться Валентине к дочери, ведь ей, слепой, будет трудно жить одной в квартире.
«Ну да, конечно, «ехать в Москву разгонять тоску». Бросить дом, хозяйство… Как легко люди рассуждают!» – бунтовал разум Валентины.
Трудности, с которыми столкнется дочь, реально Валентина не представляла, да и не задумывалась над этим. К тому же, чего им со взрослой уже дочкой вместе делать? Пусть выходит замуж, обзаводится семьей. А Валентине и о себе подумать надо, еще молодая, чего себя заживо хоронить.
Предложил сойтись вдовец с двумя сыновьями из соседней деревни. Обещал любить и жаловать, если она сумеет заменить детям мать. Обременять себя лишними заботами не хотелось, но других предложений не было. «И куда смотрят эти мужики», - сокрушалась Валентина, всматриваясь в зеркало. Но, заметив, углубляющиеся моршины, со вздохом проворчала: - «Да и мне чего уже ждать да выбирать, как говорится: «Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано».
Хозяйка Валентина хорошая. Стол полон еды. Ну а в другом не обессудьте, опыта материнского не набралась. На том и согласилась сойтись.
Чувствовал ли кто-нибудь из четверых, что обрел семью, трудно сказать. Пожалуй, пока только приглядывались друг к другу, понимали, что надо смириться.
Почувствовать себя любимой новым сожителем Валентина не могла, ловя его тревожные взгляды на сыновьях, видела - им принадлежит его сердце. Претворяться любящей мамой не умела, хотя понимала, что этим могла бы завоевать расположение их отца. Срастется ли все? А если нет, такое сожительство – одни бремена.
Тимофей, так звали ее нового сожителя, не спешил выставлять притензии, да и к чему придирешься, дети сыты, ухожены. Полюбить их, совершенно чужих, сразу невозможно, обманывать не стоит, дети это сразу улавливают. Почувствуют притворство и тогда вообще не пойдут на сближение. Прежде чем переехать к Валентине, Тимофей серьезно поговорил с детьми, рассказал о возможных трудностях, о том, что женщина, с которой он хочет продолжить свою жизнь, конечно, не мама. Он постарался обьяснить, что тем не менее с ней будет легче, потому как его, работающего на лесовозе, подолгу не бывает дома, а они еще малы, чтобы перейти на полную самостоятельность. Да дети уже и сами убедились, ведь больше года без мамы. Трудно им, измучился папа. Они знали, как сильно их любит папа, потому в обиду их не даст. Ну а остальное можно терпеть. Оставшись без матери, дети быстро взрослеют.