Уродина
Шрифт:
—Т-ты н-напоминаешь м-мне о моей м-матери, — я чувствую, как морщу нос на его ответ, он, должно быть, это замечает и поспешно добавляет, — я имею ввиду, к-какой она б-была рядом с ним, — говорит он, подчеркивая «с ним». Он теряется на мгновение, возможно, разговор о его маме и о том, что она пережила, до сих пор ранит его. Я могу только представить, через что прошла эта избитая женщина, не говоря уже о сыне, который все это видел. — Я д-должен идти, — говорит Макс, резко поднимаясь и направляясь к двери.
— Я сделала что-то не так? — спрашиваю я, потрясенная и обеспокоенная тем, что заставила его сбежать.
Он останавливается перед тем, как положить руку на ручку двери. Оборачивается, чтобы посмотреть на меня, и говорит тихим и успокаивающим тоном:
— Нет, Лили. Ты никогда не сделаешь ничего плохого, — его слова совершенны. Макс уходит, не дождавшись моего ответа.
Что происходит? Почему мне кажется, что он ушел и никогда не вернется? Почему мысль о его отсутствии скручивает мой желудок в узел от беспокойства?
До того, как я могу что-то понять, дверь открывается, и крупная дама с подносом еды заходит внутрь.
— Это тебе, дорогая, — говорит она и ставит поднос на стол рядом со мной, даже не взглянув на меня.
— Спасибо, — отвечаю я, задаваясь вопросом, кто заказал это для меня.
Она тихо уходит, а я беру тарелку со стола и начинаю есть пресную больничную еду. Пока я ем, дверь снова открывается, и внутрь заходит Трент.
— Ты не спишь. Хорошо. Разговаривал с дежурным врачом, и я клянусь, этот парень — идиот. Я не имею понятия, где он учился, — он закатывает глаза и садится в кресло, в котором сидел Макс. — В любом случае, не ешь слишком много. Ты же не хочешь быть похожей на жирную свинью, — он многозначительно смотрит на тарелку с моей недоеденной едой, а затем достает из кармана свой телефон.
Я медленно кладу вилку в тарелку с едой.
— Что сказал доктор?
— Он сказал, что если ты поешь и удержишь все это в себе, то завтра я смогу забрать тебя домой.
— Ну, это хорошо.
Трент набирает чей-то номер и держит палец вверх, чтобы я подождала, пока он поговорит с кем-то по телефону.
— Привет, это я, — он слушает несколько секунд. — Да, я не могу. Может, на выходных, — он снова слушает, — хорошо, пока.
— Кто это был? — спрашиваю я.
— Кое-кто с работы хочет, чтобы я помог им переехать. Ничего особенного, я сказал, что не могу.
— Кто «они»?
— Ты не знаешь их, так что не беспокойся об этом. В любом случае, завтра ты возвращаешься домой, только не психуй из-за крови на кухне.
— Ты не смыл ее?
— Я не сраный уборщик, Лили. Эти руки бесценны. Однажды я стану хирургом. Кстати, ты все еще должна сделать мою домашнюю работу. Хочешь, чтобы я принес ее, и ты сделала ее здесь сегодня вечером? — спрашивает он меня самым серьезным тоном.
— Я не могу делать твою работу за тебя. Ты должен сделать ее сам, ты же учишься.
Трент скрипит зубами и встает со стула.
— Я должен идти, детка. Вернусь завтра, чтобы забрать тебя.
— Подожди, — я зову его, когда он исчезает за дверью. — Куда ты идешь? — спрашиваю пустоту, потому что он уже ушел.
Я сижу в своей холодной изолированной палате и чувствую себя еще более одинокой, чем прежде.
Но больше всего меня удивляет, что Макс был здесь. Множество мыслей вертится в моей голове. Но самый большой вопрос, и, кажется, я не могу найти на него ответа, это… почему?
Глава 22
— Ты готова отправиться домой, детка? — спрашивает Трент, когда идет впереди меня и несет небольшую сумку, которую принес для того, чтобы сложить туда мою сменную одежду и чистое нижнее белье.
Уже в машине, пока мы едем домой, я пересказываю Тренту то, что полицейские сказали мне этим утром.
— Они спросили меня, помню ли я что-нибудь о нападении.
— Что ты им сказала? — спрашивает он. Я заметила, что он сбавил скорость машины.
— Я сказала им правду. Сказала, что ничего не помню.
— Ну же, Лили. Я рассказал тебе, что случилось. Ты должна была пересказать им то, что я тебе сказал.
— Я не буду им лгать, Трент. Я не могу вспомнить, что произошло, — качаю головой, все еще сомневаясь в себе.
— Ты должна просто верить мне. Все было именно так, как я и сказал. В любом случае… — он замолкает и делает три глубоких вдоха. — В любом случае, что ты приготовишь на ужин? Мне пришлось питаться едой на вынос, и сейчас я готов к домашней еде.
— Я не очень хорошо себя чувствую, чтобы готовить. Разве мы не можем просто заказать пиццу? И, кроме того, мне нужно отдыхать, так сказал доктор, а на следующей неделе я должна сходить к нему на прием.
— Он — идиот, я уже говорил тебе об этом. Я позабочусь о тебе, ведь я твой муж, и это меньшее, что я могу сделать.
Я поворачиваюсь к нему лицом. Есть кое-что, что играет с моим разумом, и оно постоянно в моей голове, пытается вырваться. И это не проходит.
— Трент, — начинаю говорить я.
— Да.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю, надеясь, что он понимает, что я имею в виду.
— Хорошо. А что?
— Я имею в виду, как ты относишься ко всей этой ситуации? Ты сказал, что пришел домой и нашел меня на кухне. Ты паниковал или волновался?
— О, детка, ты действительно собираешься задавать мне такие банальные вопросы? Я ничего не почувствовал, ведь как только тебя увидел, я осмотрел тебя и знал, что ты будешь в порядке.
— Именно поэтому ты почти не появлялся в больнице?