Урок кириллицы

Переяслов Николай Владимирович

– Писателя нужно судить по законам, созданным им самим.

– Да это-то можно. Только вот, что это будет за суд, если ни в одном из этих индивидуальных законов даже не предусмотрено статей об уголовной ответственности за правонарушения, а?..

Глава D (4).

– ...ДОБРО должно быть с кулаками?
– Анаврин затушил в блюдечке сигарету и поднялся.
– Извини, но все это напоминает мне покинутый Литинститут. Надоело. Я хочу сам выпекать свой теософический кокс, а не ждать, когда мне подвезут сбрикетированную

в кирпичики истину. А потому счастливо оставаться...

– Погоди, мне тоже нужно идти, - встал Перехватов.
– Жаль, не послушал ваших стихов, - виновато улыбнулся он гостям.
– Но я думаю, мы ещё увидимся.

Борис проводил их в переднюю и, защелкнув замки, возвратился.

– Всё-таки, блин, мне кажется, их лучше читать, чем слушать... Ты-то как все это выдержал?
– повернулся он ко мне.

– Да ничего... Я ведь тоже имею отношение к книгам, хотя и не пишу их сам. Так что мне это интересно.

– А кто вы?
– спросила худенькая брюнетка.

– Я работаю в библиотеке. Сейчас мы создаем музей писателя Горохова, то есть - Василя-из-Кундер. Так что стихи и проза для меня такая же стихия, как и для вас.

– Стихи - это воздух культуры!
– резюмировал Берлинский.
– А потому я предлагаю послушать нашего гостя из северной столицы, - он кивнул головой на долговязого угреватого парня, молча притаившегося с бутылкой пива в руке на углу стола.
– Толян, прочитай нам что-нибудь свеженькое.

– Добро, - поднялся тот.
– Вот - самое последнее, я написал его буквально сегодня утром в электричке...

И, широко, как Вознесенский, отбивая такт рукой, громко прочитал:

Скорый поезд из Питера

номера с головы!

Едут бляди и пидоры

от Невы до Москвы!

Гул в вагонах нетопленых,

тамбур пахнет махрой!

До рассвета чуть тепленьким

будет каждый второй!

В свитерках не залатанных,

не стыдясь своих дыр,

молодые, патлатые,

лишь пришедшие в мир,

утром выйдут из поезда,

в голове - пустота...

...Помоги им опомниться,

отрезви, Храм Христа!

Закончив читать, Толян молча сел на место и отхлебнул из пивной бутылки.

– А ты, Борь?
– окликнул Викторион Таракьянца.
– Прочтешь что-нибудь?

– Если слушатели готовы терпеть, то можно.

– Что? До сих пор ещё экспериментируешь?

– А что ещё можно делать в мире, который существует по законам текста?

– Да ладно тебе! Ролана Барта начитался? Всё уже, мол, было, было, было, а потому - всё только повтор и цитирование, а если всё только цитата, то что тогда в жизни имеет право претендовать на ощущение трагедии? Ничего. Так?..

– Ну, не совсем так, но... Впрочем, я могу и не читать.

– Ладно, читай. Мы уже слушаем.

– Смотри... Не я говорю, но ты.

Борис прислонился к дверному косяку, прикрыл глаза и,

скрестив на груди руки, бесцветным, но четким голосом прочитал:

Шмардыгал Брандограй по грабору,

фурзыгая и тряжно брендя.

А настрапу - ляляла Фиора,

лестолазо флудями кудя.

– Брандограй, Брандограй, требрухите!

Ранзе журно так тряжно брендить?..

И закляк Брандограй, оропитев,

и закрокало звенце в прети.

– Илисите, Фиора, Фиора,

я - кандо, мурандо и трандо.

Не кухите ваво, лилодора,

дудем врехте калять от и до...

...И гунда покоргилось за жоро

закулевшее зорце на ной,

шмардыгал Брандограй за Фиорой,

и мугалы им фри за руной.

– Ну и чего тут такого сверх экспериментального?
– подала голос сидящая на коленях у одного из парней тяжелогрудая крепенькая девица в белых кучеряшках.
– Классическая "глокая куздра", только развитая до размеров полноценного стихотворения. Но смысл его абсолютно понятен, и я искренне порадовалась и за этого увальня Брандограя, и за встреченную им Фиору. Потому что для передачи настоящих чувств не обязательно знать язык. Обходятся же без помощи Розенталя орлы, львы, куропатки?

– Угу, - кивнул Берлинский.
– И собаки в период течки...

– Я предупреждал, что пишу нестандартно, - напомнил Борис, - а потому прошу прекратить дискуссию. Творчество - процесс индивидуальный, так что не будем превращать литературу в третью Чеченскую войну.

– Между кем и кем?

– Да как всегда - между властителями дум и блюстителями дум.

– Ну, хорошо, хорошо, давайте сегодня обойдемся без споров, согласился Викторион.
– Анют, прочти что-нибудь человеческое!
– попросил он брюнетку за моей спиной.

– Но у меня всё грустное...

– Да хрен с ним, лишь бы эта грусть была настоящая! Читай.

– Ну, хорошо...

Она опустила долу глаза и медленно, будто восстанавливая перед внутренним взором описываемую картину, начала:

Под вечер собираемся за стол...

Горячий чай... Звоночки чайных ложек...

Из рук твоих стакан упал на пол...

О, как ты со стеклом неосторожен!

О, как неосторожен ты со мной.

Но я уже не жалуюсь, не плачу,

лишь становлюсь всё тоньше и прозрачней,

и, может, стану облаком весной.

Меня ночами обнимает страх.

То снится скит, то долгие скитанья.

Но сколько можно о непониманье?

От этого и так звенит в ушах...

При этих словах она на мгновение прижала к ушам ладони и, уйдя взглядом куда-то ввысь, в закрытое потолком комнаты, но предполагающееся где-то над крышей небо, закончила:

...Родившись от небесного огня,

душа небесный смысл повсюду ищет.

И с каждым днем становится всё чище.

И ты всё чаще смотришь сквозь меня...