Урок закона божьего
Шрифт:
Десять из них были уже выпороты и ревели, услаждая сердце наставника, когда настала очередь Вепршека.
Вот он лег на колено законоучителя. Вот толстая трость засвистела в воздухе и... бумм! Раздался страшный гром, как если бы кто изо всех сил ударил в литавры или трахнул дубиной в большой гонг.
Выпустив улыбающегося Вепршека, законоучитель взревел:
– Долой штаны!
Вепршек перестал улыбаться, спустил штаны и подал законоучителю жестяную табличку, которую взял накануне в костеле.
Законоучитель прочел на ней:
«Жертвуйте на построение храма божьего!»
Как
Я не знаю, сколько теперь стоит маленький язычник – негритенок. При нынешней всеобщей дороговизне возможно, что бедные негры и вздорожали. Ведь расходы добрых миссионеров и духовенства увеличиваются с каждым днем.
Несколько лет тому назад маленький негритенок стоил двенадцать золотых, как нам говорил об этом в школе ксендз – преподаватель закона божьего.
Он утверждал, что существует одно общество, которое собирает деньги на покупку негров. Затем он говорил что-то о святости крещения и кстати поставил единицу по закону божию бедному Матвею, который, не имея представления о крещении, говорил, что при крещении дитя опускается в воду и держится в воде до тех пор, пока не окажется крещеным. Кроме этой единицы, ксендз за его смутное представление вообще о религии высек его при всем классе.
После проведения экзекуции над бедным Матвеем господин ксендз мягко говорил о том, что дети всюду собирают между собой деньги на выкуп и крещение маленьких негров.
– Так и вы, дети, должны будете собирать между собой деньги на негров-язычников. Просите при каждой возможности своих родителей, бабушек, дядей, тетушек, чтобы они жертвовали в «негритянский фонд». А ты, – указал он на меня, – будешь хранить эти деньги. И когда у тебя скопится двенадцать золотых, мы пошлем их епископу в Триполи, а тот перешлет их архиепископу в Алжир, который уже на эти деньги купит маленького негритенка. Где-нибудь в пустыне среди пальм ксендз окрестит его святой водой и отправит в Александрию, в Египет, чтобы там, в Египте, за нас с вами и за все наше село молились богу. За вас – потому, что вы купили, за меня – потому, что я организовал вас для этого святого дела. Те из вас, кто имеет какие-нибудь сбережения, пусть пожертвуют их в фонд. Мы не должны забывать, что несчастные негры, находясь в рабстве, горячо желают только одного – как можно скорее принять святое крещение.
С тех пор мы собирали деньги на негров. Конечно, без драки дело не обошлось. Сын старосты перед всеми хвастался, что если бы он хотел, то мог бы и один купить себе негритенка, за что мы расквасили ему нос. Негр, которого мы купим, будет принадлежать всему классу. Обедать он будет ходить из дома в дом и всюду превозносить христианство. Мы его будем купать, баловать, водить на поводу, а он будет прославлять бога и благодарить нас за то, что мы его купили и крестили.
– Рабская его душа, – говорил уже пострадавший из-за негра Матвей, – я его выпорю за свою смазку. Я отведу его на пруд и выдеру жгучкой. Только, ребята, собирай деньги, я ему устрою забаву. Я его тут буду каждый день крестить. Я его рабскую душу заставлю жить под водой, чтобы он знал ее вкус в Зубринском пруду,
Итак, мы «ради забавы» собирали деньги. Моей роли кассира все завидовали. Деньги я должен был все время носить при себе, преследуемый по следам многочисленной ревизионной комиссией, опасавшейся, чтобы я не растратил их на медовые пряники, рожки, сладкий сыр и прочие вещи и тем самым не встал на путь преступления.
В первое время наши родственники подумали, что мы все сошли с ума. Каждый из нас, придя из школы, занялся вымогательством и рассказал о том, что нам необходимы деньги для негра, которого за двенадцать золотых будет крестить господин ксендз. Но затем на нашу сторону перешли все дедушки и бабушки, развязывавшие узлы своих платков и жертвовавшие крейцеры в негритянский фонд. При этом от умиления бабушки плакали, а старички мечтали, как с ними будет ходить в костел маленький негритенок и петь стихиры [2] ; а самый набожный, дедушка Швейцар, нализавшись, как-то сказал:
2
Стихиры – церковные песнопения.
– Когда наш негр вырастет, мы пошлем его депутатом в парламент.
Деньги собирались быстро. Тот сэкономил пятак, тот гривенник, и наконец через месяц, как раз перед катастрофой, я констатировал, что у меня в кармане десять золотых.
Рядом в селе открылась ярмарка, на которой мы решили посмотреть бродячих артистов. Свой мешочек с общественными деньгами я взял с собой. Его я всегда носил на шее и с ним спал. Матвей от отца, а я от своего дяди получили по десяти крейцеров.
– Матвей, – сказал я, – отложим по пяти крейцеров на выкуп негритенка, а остальные пять израсходуем.
– Из-за черной души я не хочу, балда, портить себе ярмарку. Ты можешь делать что хочешь, а я израсходую все свои деньги.
Ярмарка была чудесная: фокусники, карусель, качели, марципаны, разные сладости, тиры, силомеры – все это моментально поглотило десять крейцеров Матвея, в то время как я ничего не израсходовал. Но, когда опечаленный Матвей ушел домой, я бросился с головой в ярмарочные удовольствия: проехал на каруселях, купил пряников, а затем... затем дело дошло и до общественных денег. К вечеру я израсходовал два золотых...
Господин ксендз любил играть в карты. В тот день, когда я растратил деньги из негритянского фонда, он весь вечер играл с учителем и старостой в пивной моего дяди в двадцать одно. Ему не везло. Он проиграл последний золотой, когда я, отягощенный сладостями и сознанием преступления, возвращался домой.
– Выйдем во двор, – сказал он мне, – я хочу с тобой поговорить.
Мы вышли на лестницу. Внутри меня все дрожало.
«Так он уже знает все. Он всеведущ и вездесущ. Я погиб».
– Сколько у тебя денег, собранных на крещение негра?
Я, сдерживая желание разрыдаться, с минуту молчал.
– Я хочу знать – сколько?
– Восемь золотых.
– Ну так дай их мне, – сказал ксендз.
У меня сразу отлегло от сердца. Я вытащил свой мешочек и передал ему восемь белых золотых, и все с ангелами. Господин ксендз погладил меня по голове, положил их в карман и снова ушел играть в карты.
Вечером я наблюдал за игрой.
– Иду по банку, – сказал господин ксендз.
– Пожалуйста, ваше преподобие, – отвечал учитель.