Урок закона божьего
Шрифт:
Ксендз проиграл, спокойно полез в карман и вынул оттуда восемь золотых. В банке стояло два золотых с ангелами... мои золотые. До десяти часов он проиграл все мои деньги.
Затем он вышел вновь за мной на лестницу и спросил:
– У тебя больше нет денег? Черта с два так соберешь на негра. Вы, шантрапа, никогда не дождетесь крещения бедных негров!..
И мы действительно не дождались.
На другой день на уроке закона божьего господин ксендз сказал:
– Вчера собранные вами деньги я отослал архиепископу в Алжир. Собирайте дальше на другого негра. Бог вас благословит и поможет
Эти деньги господин ксендз продолжал проигрывать в очко... Конечно, долго так не могло продолжаться. Но все-таки как усердно мы заботились с господином ксендзом о крещении бедных африканских негров!
Рождественский вечер в приюте
На рождество сироту Пазоурека заперли в кладовую, где хранились мешки с мукой, а также – о радость! – мешки с черносливом.
Это открытие было первым лучом света в окутавшем Пазоурека мраке безнадежности. Пазоурек охотно воздал бы хвалу господу за чернослив, если бы не был в таком настроении, когда невольно ругаешь именно господа бога.
Пазоуреку было совершенно ясно, что как раз по милости этого самого господа бога он и сидит взаперти.
Устроившись поудобней на мешке с мукой, он начал вспоминать по очереди все подробности рождественского вечера.
Вспомнил, как сперва в приюте появился Христос в образе учителя закона божьего, потом – директор приюта, еще два каких-то толстых господина и один долговязый, который все время сморкался и которого все называли «ваше превосходительство». Потом двое самых примерных сирот принесли из директорского кабинета пакетики с дешевыми шейными платками, сложили их под рождественской елкой и, поцеловав руку господину законоучителю, отошли в сторону.
Немного погодя пришли какие-то дамы, среди них одна вся в черном. Она гладила сирот по голове и расспрашивала их о покойных родителях.
Тоник Неговов ответил, что у него родителей совсем не было. Остальные сироты захохотали, а один мальчишка, Калоусом звать, крикнул:
– Ублюдок!
Это было первое, из-за чего учитель закона божьего заскрипел зубами и сказал, что Христу будет очень неприятно, если он, законоучитель, в такой торжественный день надает негодяю подзатыльников. Но что он все равно это сделает.
Ваша Матцер сказал, что у долговязого, которого называют «ваше превосходительство», воняет изо рта; Пивора предложил побиться об заклад на полсигареты, что неправда.
Все это было в столовой. Никто еще ничего не ел, все были страшно голодные и с нетерпением ждали знака «Христа», который должен был их выручить: ведь им всем пришлось поститься, за исключением тех двоих, что помогали на кухне: тем удалось стащить кусок праздничного пирога, и они хвастались этим. Но Пивора донес на них за то, что они ему не дали. Он думал омрачить этим их радость, но они уже успели все съесть, так что законоучителю пришлось ограничиться телесным наказанием в присутствии всех.
– Дал им «Христос» горячих, – хихикнул Пивора, толкнув в бок Пазоурека.
Воспитанники стояли в шеренгах, посмеиваясь над толстыми господами, которые все вздыхали:
– Бедные детки... Бедные сиротки...
Потом директор держал речь. Воздев руки к небу, он восклицал, что милосердный господь не допустит гибели несчастных малюток. При этом он сердито пучил глаза на Винтера, который показывал язык тому господину, что все время сморкался. Директор шепнул что-то законоучителю на ухо; тот позвал Винтера и удалился с ним в соседнюю комнату. Через некоторое время Винтер вернулся заплаканный и весь вечер был тише воды, ниже травы.
Потом учитель велел перейти всем в зал, где красовалась большая рождественская елка с горящими свечами и летящим ангелом наверху, которому кто-то успел подвести углем усы, видимо желая придать ему сходство с директором. Там пришлось довольно долго ждать, но наконец двери открылись, и вошли те дамы с гостями и все приютские учителя.
Законоучитель осенил себя крестным знамением и стал читать «Отче наш». Все молились громко и быстро, чтоб поскорей кончить. Но после «Отче наш» было еще «Верую» и «Богородице дево, радуйся».
Лицер заметил, что молиться лучше за ужином, а голод не тетка, молитвами сыт не будешь.
После троекратного славословия богоматери господин директор выступил вперед и произнес:
– Во веки веков, аминь!
Но этим не кончилось. Он завел на целых полчаса речь о Христе. В животе у всех урчало громче и громче. А директор все говорил, что, дескать, Христос тоже был такой маленький-маленький, и, не находя слов, показал руками: «Вот такой вот!»
Дама в черном чуть не рыдала, а директор, все больше воодушевляясь, говорил о скотах во хлеве, многозначительно поглядывая при этом на сирот. Наконец, сказав несколько слов о шейных платках, сел.
Его сменил законоучитель. Он объявил, что каждый из сирот на память о рождестве Христовом получит платочек на шею, и предложил им прочесть три раза «Отче наш», три раза «Богородице дево, радуйся» и один раз «Достойно».
До тех пор Пазоурек держался совсем смирно, несмотря на то, что Пивора все время норовил как-нибудь его спровоцировать. Но тут, услышав опять об «отченашах» и «богородицах», не выдержал и сказал Пиворе:
– Что ж это? Молись отдельно за каждую портянку.
Сморкающийся господин что-то тихо сказал директору, который в ответ сперва набожно наклонил голову, а потом, бросившись к сиротам, ухватил Пивору одной рукой за ухо, а другой ткнул его кулаком под ребра.
Почуяв, что все это грозит испортить ему праздничное настроение, Пивора закричал: «Это не я, это Пазоурек!»
Пазоурек, конечно, тоже стал защищаться. В общем поднялся шум, так что законоучителю пришлось прервать «Отче наш» как раз на словах: «И остави нам долги наши...» Все обернулись назад.
Дама, все время плакавшая, сразу принялась всхлипывать, пыхтеть, вздыхать. Остальные дамы, возведя глаза к потолку, многозначительно поглядывали на законоучителя, который был явно в замешательстве, но пытался скрыть это: вытащив из кармана голубой носовой платок и приложив его к лицу, он затрубил с таким азартом, что Воштялеку, Блюмлу, Качеру и Грегору показалось, будто это старый слуга Вокржал подает на улице сигнал к колядованию, и они дружно завизжали: «Народился Христос...»