Уроки для двоих
Шрифт:
По-моему, от радости у них даже сопли внезапно прошли.
— То-о-орт?!
— А будет то-о-орт?!
Вот зря я, наверное, это сказала. Но в конце концов, я медовик детям печь собираюсь, а Лев так, сбоку припёка. А у них будет дополнительный стимул выздороветь!
— Да. Если поправитесь.
Мальчишки радостно заулыбались.
— Поправимся. Обещаем, мам!
— Да-да, обещаем!
Чуть позже, когда мы с моей собственной родительницей убирали со стола, я поинтересовалась у неё, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально:
— И зачем ты сегодня позвонила Льву?
Мама посмотрела на меня, как на козу,
— Лев сам мне позвонил с утра, спрашивал, ушла ты уже на работу или нет. И я сразу поняла, что вы опять поссорились — ну, раз ты от него бегаешь. Ещё и обед с собой не взяла! Совсем сдурела девка.
— А откуда ты…
— Что я, по-твоему, не помню, сколько хлеба у нас оставалось вечером? Утром смотрю — то же самое. И колбаса на том же месте, и сыр. Тут, знаешь ли, и идиот сложит два и два.
Я тяжело вздохнула. Нет, у меня не мама, а какой-то Шерлок Холмс. Это ж надо, ещё и колбасу с хлебом проверила!
— Но раз Лев нас в гости пригласил, вы если и не помирились, то на пути к примирению, а значит, я довольна, — заключила родительница торжественно, и я решила промолчать и не разочаровывать её. Мы ведь с соседом и не ссорились… Просто для него возможны отношения и брак без любви, а для меня — нет. Как говорится, элементарно, Ватсон.
А на следующий день в школу начали стекаться мои одиннадцатиклассники — получать учебники, общаться, прибираться в классе. Почти все загорелые, отдохнувшие, красивые, с опустевшими после лета головами. Я смотрела на них — и не могла представить, что на будущий год они сюда не придут. Всё же эти ребята — мой первый опыт классного руководства. Я взяла их сразу, как вышла на работу. Фред и Джордж тогда были совсем крошками, но я была вынуждена оставить их с бабушкой — нам требовались деньги. Впрочем, не только деньги — мне было необходимо как-то отвлечься, дома я погружалась в депрессию больше, чем могла себе позволить. Поэтому я вышла на работу, а чтобы мне было совсем весело, взяла в классное руководство пятиклассников.
Почти семь лет прошло… страшное дело.
На фоне загорелых после лета одноклассников наша главная отличница Наташа Иванова в этот раз выглядела слишком бледной — явно никуда не ездила. Я бы промолчала, но ребята её затормошили вопросами, что да как, и лишь влюблённый в Наташу по уши Федя Клочков ничего не говорил, смотрел только искоса. Близко он не подходил — главным образом потому что рядом с Наташей, как всегда, стоял Серёжка Савинков — мальчик из параллельного класса, с которым она встречалась. До сих пор не понимаю, как её угораздило — Серёжка, на мой взгляд, ей совершенно не подходил, но любовь-то зла, особенно в семнадцать лет.
— Да, мы с родителями в этом году в Москве торчали, — говорила она, улыбаясь, но улыбка казалась мне какой-то бледной. — Так получилось.
Наташа всегда была живой и радостной девочкой, к тому же, очень симпатичной — тёмные волосы, ярко-голубые глаза, фарфоровая кожа, правильные черты лица и хорошая фигура. Она нравилась не только Феде, но до глубины души влюблён был он один, даже Серёжа… нет, не до такой степени.
Но сегодня в Наташе не было ни живости, ни радости, ни тем более яркости — она словно пришла в школу после затяжной и тяжёлой болезни. Впрочем, может, так и есть? Кто знает, вдруг они всей семьёй перенесли лютый грипп, поэтому и на море не поехали.
Чуть позже, когда ребята, наговорившись всласть, забрали учебники и отправились по домам, Федя, оставшийся, чтобы помочь мне помыть парты и расставить стулья, спросил, чуть хмурясь:
— Алёна Леонидовна, а вам не показалось, что Наташа плохо себя чувствует?
Я посмотрела на его обеспокоенное лицо и на мгновение задумалась — как лучше ответить? В нашей работе правильно ответить не по учёбе, пожалуй, ещё важнее, чем по теме урока.
— Показалось. Но, Федя, это её личное дело. Если она предпочитает ничего не рассказывать, не стоит спрашивать.
Клочков нахмурился сильнее. Он был вполне симпатичным мальчишкой, но до Серёжи Савинкова не дотягивал — тот вообще ходячая фотомодель, высокий и светловолосый, красивый, как с картинки. Федя когда-то дал ему прозвище «Голливуд», и я была согласна с ним на все сто процентов.
Хотя Клочкову, разумеется, наверняка кажется, будто он сам — тот ещё уродец. В семнадцать так кажется почти всем, а уж если ты ещё и лопоухий… Это вообще непростительный недостаток. Потом, я надеюсь, Федя вырастет и поймёт, что не в ушах счастье, а пока прикрывает их длинноватыми волосами, которые ему совсем не идут.
— Да толку её спрашивать, — пробормотал он, возя мокрой тряпкой по столу так остервенело, словно надеялся, что вырезанная ножом надпись «Валя + Коля = сердечко», которая красовалась на этой парте столько лет, сколько она стояла на этом месте, вдруг сотрётся. — Она и не ответит. Не нравлюсь я ей совсем. Думает, что я дурак.
— Понимаешь, Федя, — сказала я серьёзно, — все люди разные. У Наташи математический склад ума. Плюс она ещё молоденькая, — я улыбнулась. Мне нравилось, с какой вдумчивостью Клочков всегда меня слушал. У него были неважные отношения с матерью — хронической алкоголичкой, и он, по-видимому, нашёл во мне её замену. По крайней мере ту часть, что касалась жизненных советов. — Как и ты, впрочем. Но у тебя нет математического склада ума. Так вот, Наташа думает, что если человек учится на тройки — значит, он не слишком умный, и в принципе так себе, средненький. Как и его отметки. Она не замечает твою личность, потому что не смотрит глубже твоих оценок в дневнике.
— Но это же неправильно, — пробормотал Федя оторопело. — Многие известные люди вообще плохо учились в школе! Уинстон Черчилль, например! А Эйнштейна вообще исключили за неуспеваемость!
— Федя, — я погрозила мальчишке пальцем, — это не оправдание твоим тройкам. Давай, подтягивайся. Я же знаю, на что ты способен. Особенно по математике — не расстраивай нового учителя.
— Нам наверняка дадут Олега Петровича, — покачал головой Клочков, и только тут я вспомнила, что хотела поговорить на эту тему с Шустровой, но забыла. — Не может нам так повезти, чтобы дали не её.
— Может, — возразила я. — Лев Игоревич перенял учебный план Новицкой, по нему вы были у неё, значит, скорее всего, там и останетесь. Но я спрошу у завуча, скажу тебе тогда.
Федя кивнул, а потом спросил с любопытством, причём кончики ушей, торчащих из-под причёски, у него забавно покраснели:
— А правду говорят, что Лев Игоревич — ваш сосед по дому?
О, и до моих сплетня долетела. И когда успела только? Первый день в школу пришли на пару часов, а уже в курсе.
— Правда.