Уроки разбитых сердец
Шрифт:
И теперь, медленно бредя по городу, где прошла большая часть жизни бабушки, Иззи с грустью думала о том, что не могла поговорить с ней о своем возвращении как раз тогда, когда так отчаянно этого хочется.
Почему, стоит кому-то заболеть, и мы тотчас же начинаем вспоминать все то, чем не успели поделиться с ним? Раньше и в голову не приходило, что между ней и бабушкой что-то осталось недосказанным, но теперь ее неотступно преследовали непроизнесенные слова, невысказанные мысли.
«Бабуля, прости, я так и не вышла замуж, и у меня нет детей. Я знаю, тебе хотелось бы увидеть правнуков, ты ведь так любишь малышей и хорошо умеешь с ними ладить. Со мной всегда была очень терпелива и добра. Но так уж получилось, что своей семьи у меня нет».
Что же еще она не успела сказать?
«Что ты думаешь о любви, бабуля? Я помню, как сильно ты любила дедушку. Но когда ты поняла, что любишь? Как к тебе пришло это чувство? Может, в дни вашей молодости все было проще? И вы долго не раздумывали, прежде чем пожениться? У нас все иначе, мы встречаемся, занимаемся любовью, потом расходимся, меняем партнеров и начинаем все заново. Неужели в этом все дело?»
Иззи где-то читала, что пары, прожившие вместе несколько лет до вступления в брак, разводятся чаще. Это показалось ей полной бессмыслицей.
Разумеется, нужно пожить с человеком бок о бок, чтобы как следует его узнать. Хотя бабуля вряд ли жила с дедушкой Робби до замужества. Пятьдесят лет назад в Тамарине такое было бы просто невозможно. И все же бабушка с дедом прожили долгую счастливую жизнь, хотя, должно быть, брак считался чертовски смелым поступком в те времена, когда женщины хранили девственность до замужества, а все, что творилось на супружеском ложе, было окутано покровом таинственности.
Может быть, людей удерживало вместе нежелание идти на разрыв?
Иззи дошла до Харбор-сквер, остановилась и с восхищением обвела глазами площадь. Не зря это место издревле считалось сердцем Тамарина. Когда-то здесь располагался местный рынок, и острый, соленый запах рыбы мешался с теплым духом привезенного на продажу скота. Теперь устилавшая брусчатку солома исчезла, а единственной живностью у кафе «Доротас» были собаки на поводках, гордо вышагивавшие впереди хозяев, но удивительное ощущение застывшего времени осталось. Толстенькие, приземистые пальмы навевали мысли о далеких экзотических странах и старинных кораблях, бросавших якорь в тамаринской бухте. Широкая, обсаженная деревьями площадь служила напоминанием о майоре Эммануэле Каване, приплывшем к ирландским берегам из Аргентины полтора столетия назад, чтобы пустить здесь корни, жениться на местной девушке и оставить после себя великолепную, огромную Харбор-сквер в память об открытых просторах любимого Буэнос-Айреса.
Кружившие в небе чайки сварливо перекрикивались, словно никак не могли договориться, откуда лучше наблюдать за лодками и рыбаками, разгружавшими свой улов.
На площади всегда царило оживление, но не было суеты. Тамарин таил в себе удивительное спокойствие. Он убаюкивал. Казалось, сами камни здесь излучают безмятежную уверенность, что достаточно одного дня, чтобы уладить все дела, и если времени вдруг не хватит, то впереди будет еще множество других дней.
«Надо бы найти минутку, чтобы вернуться сюда, посидеть в кафе «Доротас» и поглядеть на раскинувшийся вокруг город», — подумала Иззи. В детстве она часто сидела здесь с подругами: девочки перешептывались, обсуждали школьные сплетни и делали вид, что не замечают знакомых мальчишек, поглощенных тем же занятием.
Иззи решила принести в больницу стаканчик крепкого колумбийского кофе, который купила в кафе, на большее у нее не было времени. Бабуля любила этот кофе. Может, она почувствует вкусный аромат и придет в себя? Ведь вчера ее разбудил голос внучки.
Иззи так и не успела опробовать свою теорию, потому что, подойдя к больнице с горячим кофе в руках, увидела Аннелизе, примостившуюся на скамейке в небольшом садике справа от площадки с каретами «скорой помощи». Тетя ее не заметила. Похоже, она не заметила бы и метеорита, пока он не приземлился бы прямо ей на голову. Больница располагалась на возвышенности в восточной части города, откуда открывался живописный вид на гавань. Аннелизе сидела неподвижно безучастно глядя на море. Заметив ее, Иззи поборола в себе желание тихо прошмыгнуть в больницу, не выясняя, что тревожит тетю. Она была слишком измучена и разбита, чтобы сочувствовать чужой боли. Но поступить так было бы трусостью.
— Привет, — сказала она, опускаясь на скамейку рядом с Аннелизе.
— Привет, Иззи, — вяло откликнулась тетя и снова повернулась к морю.
— Какой красивый отсюда вид, — осторожно добавила Иззи. «Когда не знаешь, что делать, заведи ничего не значащую беседу».
Аннелизе отрешенно кивнула:
— Да, красивый.
Иззи отхлебнула кофе, чтобы собраться с мыслями. «Наверное, у Аннелизе с Эдвардом что-то не клеится, — решила она. — Вряд ли это что-то серьезное. В Нью-Йорке женатые пары вечно трясет лихорадка, и подобные вещи никого не удивляют. Но здесь, в Тамарине, все по-другому. Здесь к браку относятся трепетно, словно и впрямь боятся нарушить клятву "покуда смерть не разлучит нас"».
— Что случилось? — мягко спросила Иззи. — Ты не хочешь мне все рассказать?
Она ожидала, что тетя выдержит паузу, а потом медленно заговорит, но все вышло иначе. Не поворачивая головы, неотрывно глядя на море, Аннелизе сказала громко, с болью и гневом:
— Эдвард ушел от меня к Нелл. Ты знаешь Нелл, мою лучшую подругу?
— Что?! — в ужасе выдохнула Иззи. — Не могу поверить. Когда?
— Примерно неделю назад, — сухо бросила Аннелизе. — Я могла бы сказать тебе точно, сколько прошло дней и часов, но не стану. Не хочу походить на завзятую курильщицу, которая подсчитывает, сколько часов обходится без сигарет.
— Он ушел к Нелл? — растерянно повторила Иззи.
— Я вернулась домой после мессы и застала их вместе. Не в постели, хотя вполне могло случиться и такое. Забавно, почему-то считается, что переспать с другим — значит совершить ужасное предательство. — Голос Аннелизе звучал почти задумчиво. — Как будто самое страшное, что может сделать человек, — это трахнуть кого-то на стороне. — Иззи вздрогнула, услышав, как ее мягкая, утонченная тетя выражается так резко и грубо. — Но знаешь, когда твой муж трахает твою подругу, это еще не самое страшное, — медленно проговорила Аннелизе. — Бывают вещи и похуже, вот о чем я не перестаю думать день и ночь. Я все пытаюсь представить себе, как это было. Как Эдвард звонил Нелл по ночам и спрашивал: «Как ты, дорогая? Я скучаю, мне так хочется быть рядом с тобой». А ведь наверняка так оно и было, потому что я его больше не интересовала, ему было мало одной меня. — Аннелизе повернулась к племяннице. — Ты можешь понять, что я сейчас чувствую, Иззи?
Иззи пронзило острое чувство вины, лицо ее запылало. Она не знала, какие выбрать слова, как облегчить боль Аннелизе. Ну что тут можно сказать? И вправе ли она бормотать какую-то бессмыслицу, пытаясь утешить тетю? Где-то в Нью-Йорке жила замужняя женщина, такая же, как Аннелизе, и муж обманывал ее с Иззи. Джо, конечно, говорил, что их с женой давно ничто не связывает, но все его поступки доказывали обратное.
— А что сказал Эдвард? — растерянно спросила Иззи, остро сознавая свою никчемность, но искренне желая помочь.