Уроки разбитых сердец
Шрифт:
К несчастью, Мэри тоже в это верила. Неужели мама не видит, что Локрейвенов и Кеннеди разделяет лишь одно — деньги?
— Ты ведь будешь писать, правда? — спросила мама, торопливо отпивая из чашки. Она вечно куда-нибудь спешила и старалась всюду успеть.
— Ну конечно, мамочка, — улыбнулась Лили. — Думаешь, если от Томми писем не дождешься, то и я такая же? Нет. Я буду часто писать и рассказывать тебе обо всем.
— Я буду скучать, — вздохнула мама, — и стану молиться за тебя.
— Я тоже буду за вас молиться, мамуля.
Лили чувствовала себя немного виноватой, оттого что уезжает, и все же при мысли об отъезде ее охватывало радостное волнение. Когда стало понятно, что война далеко не «нелепое недоразумение», как называли ее Локрейвены, Лили завела разговор с доктором Рафферти о лондонской школе медсестер. Потом Томми записался добровольцем, и это ее подстегнуло. Лили ждал бесконечно огромный мир, полный загадок и тайн, и ей страстно хотелось поскорее окунуться в новую жизнь.
Два дня спустя Лили сидела на краю жесткой кровати, покрытой застиранным до ветхости сизо-лиловым одеялом. Она охнула с облегчением, узнав, что ей придется делить комнату в сестринском доме всего лишь с двумя соседками. В официальном письме из королевской бесплатной больницы в Хэмпфорде не сообщалось никаких подробностей о сестринском доме, указывалось лишь его название — пугающе длинное, словно выстрел из двустволки — Лэнгтон-Ридделл.
На пароме от Холихеда Лили достала письмо, разгладила его на коленке и задумалась, не совершила ли ошибку, оставив дом. Но стоило ей попасть в Лондон, и все ее сомнения исчезли.
Это был третий большой город в ее жизни. Сначала Уотерфорд, потом Дублин и вот теперь Лондон. Его оживленные улицы были совершенно не похожи на крутые холмы Тамарина, и вместо того чтобы испугаться, Лили пришла в восторг.
О, она и не думала бояться: Лондон очаровал ее, покорил, обворожил. Лили восхищало все: людские толпы, сутолока, машины и автобусы, большие красивые дома, громоздившиеся друг на друга, угрожая раздавить.
Оказавшись в сестринском доме, Лили с радостью убедилась что там нет огромных дортуаров с бесчисленными кроватями, где, стиснутые как сельди в бочке, спят будущие медсестры. Ее поселили в прелестной, пусть и крошечной комнате под самой крышей, где помещалось всего три кровати. Одна из них была уже занята молодой женщиной, на вид ровесницей Лили, но куда более утонченной и взыскательной. От новых апартаментов она была явно не в восторге.
Лили же нашла свое жилище довольно удобным. Там было все необходимое: тяжелые шторы, защищавшие от ветра, умывальник с лоханью в цветочек и таким же кувшином, старенький комод с потемневшим зеркалом, который служил заодно и туалетным столиком, а рядом с аккуратно застеленными железными кроватями с высокими спинками стояли маленькие табуретки, выполнявшие роль ночных тумбочек. По обе стороны от двери из стены торчали гвозди, чтобы вешать одежду.
Лили прежде приходилось спать и в куда худших условиях.
Но достопочтенная Дайана Белтон определенно привыкла к большему комфорту и, сидя на краешке кровати, потрясенно оглядывала комнату.
Непосредственная, импульсивная Виви наверняка бросилась бы к Дайане и принялась расспрашивать, все ли у нее в порядке. Прежде и Лили поступила бы так же, но жизнь научила ее осторожности. Лили Кеннеди выросла вблизи Большого дома и давно усвоила, что тамошние обитатели отличаются от остальных людей.
«Они особенные, — любила повторять мама, склонившись над кружевами леди Айрин с иголкой в руках и щуря утомленные глаза. — Посмотри, какая прелесть, Лили. Ты только пощупай. О, в таких чудесных вещах, наверное, чувствуешь себя принцессой?»
«Почему деньги, земля и шелковое кружевное белье делают этих людей особенными? — недоумевала Лили. — Разве мы все не равны перед Господом?»
Здесь, в Лондоне, Лили перестала быть «дочкой Мэри и Тома Кеннеди, дослужившейся до камеристки самой госпожи». Здесь она была такой же начинающей медсестрой, что и достопочтенная Дайана. Лили не собиралась первой затевать разговор и извиняться за убогость комнаты перед этой девушкой в твидовом костюме с меховым воротничком и с жемчужным ожерельем на шее. Достопочтенная Дайана запросто могла небрежно откинуть за спину волну неправдоподобно светлых волос и отвернуться от назойливой соседки с тем ледяным презрением, которое наверняка вызывала у нее тупая деревенщина вроде Лили.
Холодным молчанием ответила она на приветствие строгий сестры Джонс.
— Подъем в шесть, завтрак в шесть двадцать, а в семь вас ждут в палатах, — непререкаемым тоном огласила расписание сестра Джонс. — Лекции для начинающих будут проходить здесь, на цокольном этаже, завтра вы получите расписание. Первые два месяца вы будете работать до восьми вечера каждый день, выходной — раз в две недели. Вы должны явиться в сестринский дом до десяти, в десять двери будут заперты. В экстренных случаях вам будет выдан специальный пропуск и вы получите разрешение задержаться до одиннадцати часов. И никаких посетителей. Все понятно?
— Да, сестра, — пробормотали все хором.
Потом практиканток распределили по комнатам. Лили с Дайаной оказались соседками, и с тех пор Дайана не произнесла ни слова. «Ну и пускай себе молчит, раз ей так хочется», — проворчала про себя Лили.
Она встала и сняла с себя невзрачное шерстяное пальто, которое даже в лучшие свои дни не сидело на ней так, как на Дайане ее костюм. А лучшие дни этого пальто давно минована Лили купила его три года назад в Тамарине, в магазинчике «Куилианс», и этот смелый, взрослый поступок возвысил ее в собственных глазах, поскольку раньше она всегда покупала одежду вместе с родителями в лавке «Макгаррис». Всякий раз, надевая пальто, Лили казалась себе взрослой женщиной, самостоятельно принимающей решения, и это ей нравилось. Но теперь, глядя на ослепительную Дайану в безупречно скроенном элегантном твиде, Лили вдруг почувствовала себя нескладной и уродливой.
Она повесила злосчастное пальто на гвоздь и начала распаковывать свой маленький картонный чемодан.
Когда Дайана тихо, нерешительно заговорила, Лили так удивилась, что даже подскочила от неожиданности.
— Меня зовут Дайана Белтон. Простите, мы с вами так до сих пор и не познакомились. Вы, наверное, сочли меня невоспитанной грубиянкой, но здесь все так непривычно, что я совершенно растерялась.
Дайана церемонно протянула руку в замшевой перчатке.
— Лили Кеннеди, — сухо кивнула Лили, ответив на рукопожатие.