Уроки разбитых сердец
Шрифт:
— Я никогда не относился к тебе так, — обиженно возразил Джо. — У меня и в мыслях не было ничего подобного.
— Знаю, и все же я чувствую себя именно так.
— Похоже, мы все-таки сцепились.
— Нет, ты ведь уже уходишь. — Иззи нетерпеливо вскинула голову. — На самом деле я тоже. Мне нужно кое-что купить. — Она выхватила из шкафа спортивную майку с брюками и скрылась в крошечной ванной. Сборы заняли полминуты, не больше. Иззи натянула на себя спортивный костюм и приколола наверх спутанные волосы. Кого сейчас волновали ее волосы? Всклокоченная со сна голова и голова женщины, жизнь которой разбита вдребезги, выглядят совершенно одинаково. — Я ухожу. Захлопни за собой дверь.
— Не уходи, — потребовал Джо.
— Нет уж, извини, я ухожу, — холодно бросила Иззи. — Не могу ждать, пока вы там разберетесь между собой, и не желаю больше слушать твое вранье.
— Это не вранье, Иззи. Я люблю тебя, просто пока не могу всего объяснить. Все слишком запутанно и сложно…
— Тогда я избавлю тебя от лишних сложностей. Можешь смело вычеркнуть меня из своей жизни, Джо. Так будет проще, верно?
Иззи схватила в коридоре сумочку, сгребла ключи и выскочила за дверь. Она стремглав пронеслась вниз по лестнице, и вылетев на улицу, бросилась бежать дальше. Ей все казалось, что Джо гонится за ней, и, миновав два квартала, она скрылась в кафе, где они с Джо точно раньше не бывали. Примостившись у стойки, она попыталась привести в порядок разлетающиеся мысли. Джо и не думал ее преследовать.
— Э… мне некрепкий кофе с молоком, пожалуйста, — обратилась она к кассиру за стойкой.
Конечно, Джо не погнался за ней. Ему не нужна не в меру гвительная любовница, которая чего-то от него ждет и конца устраивает сцены. Куда больше ему бы подошла овесная подстилка, с ней уж точно не будет никаких проблем. Разве не так? А ведь она доверяла ему и никогда не сомневалась в его искренности. Но если Джо не лжет, если действительно любит ее, так почему же тогда не уйдет от жены?
Иззи уселась за столик и принялась размешивать сахар в кофе. Господи, какой кошмарный день. Сначала милая бабуля, теперь еще и это.
«Ох, бабуля, — сказала она себе. — Я так тебя подвела. Подвела нас обеих. Ты ведь, наверное, думала, что хорошо меня воспитала».
В кафе вошла молодая женщина, толкая перед собой коляску с ребенком. Внизу, в сетке, громоздились пакеты с продуктами. Женщина устало опустилась на стул за соседним столиком, и Иззи окинула ее печальным взглядом. «Никогда у меня этого не будет». Материнство казалось Иззи чем-то вроде миража, который с годами отодвигается все дальше и дальше, стоит к нему приблизиться. Когда-то она не сомневалась, что рано или поздно станет матерью. Как же иначе? Женщины выходят замуж и рожают детей, это нормально. Потом она поняла, что обзавестись семьей куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, но все же надеялась, что ей повезет. А теперь… у нее не осталось никаких шансов завести собственную семью. Разве что стать матерью-одиночкой.
Иззи вдруг поняла женщин, которые, дожив до сорока лет, обращаются в банк спермы и заводят детей. Если рядом нет мужчины, который мог бы стать отцом твоего ребенка, а время все тикает, словно мина замедленного действия, оставляя тебе все меньше шансов забеременеть, то что еще остается? Ждать, как Спящая красавица, несуществующего принца? Или взять дело в свои руки?
Ребенок изогнулся в коляске, и Иззи внимательнее присмотрелась к нему. Это была чернокожая девочка с хорошеньким личиком, обрамленным пушистыми кудряшками, с пухлыми щечками и большими глазами, темными, как чернильные лужицы. В своем нарядном костюмчике персикового цвета она была похожа на куклу.
— Ваша малышка просто прелесть, — сказала Иззи, и мать девочки вспыхнула от удовольствия.
— Да. Моя маленькая принцесса.
— Она у вас хорошо спит?
Все познания Иззи в деле воспитания младенцев легко бы вместились на булавочной головке, и там бы еще осталось место для ежегодного послания президента США конгрессу, но она точно знала, что для молодых мам крепкий сон ребенка так же важен, как для нее Нью-Йоркская неделя высокой моды.
— В последнее время неплохо, — живо откликнулась женщина. — Сегодня ночью мы проспали целых шесть часов, да. Моя сладкая? — Она ласково склонилась над коляской. — А у вас есть детишки?
Иззи покачала головой, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
— Нет.
— Не все хотят иметь детей, — заметила женщина.
Иззи молча кивнула, боясь, что дрожащий голос ее выдаст. Потом отодвинула в сторону почти нетронутый кофе и встала.
— Счастливо, — пробормотала она и выбежала из кафе.
«Поздно мне заводить детей», — думала Иззи, бредя по улице. И дело вовсе не в увядающих яичниках или слабом здоровье. Когда твое сердце высохло, как пустой орех, тебе нечего дать другому человеческому существу, нуждающемуся в нежности и любви.
«Только не оставляй меня, бабуля, — прошептала она, подняв глаза к серому манхэттенскому небу. — Пожалуйста, не уходи. Мне нужно увидеть тебя, хотя бы в последний раз».
Глава 8
Долгие часы в кресле авиалайнера прошли в состоянии какого-то странного оцепенения. Иззи оставалась спокойной и собранной, действуя как автомат. Когда вдали засветились огни взлетно-посадочной полосы, самолет резко пошел вниз, пробиваясь в воздушные ямы, и вскоре Иззи уже пересекала стеклянный холл Дублинского аэропорта, направляясь в зал выдачи багажа.
За годы работы в агентстве Иззи так много приходилось летать, что ей не составило труда войти в роль деловой женщины, собравшейся в очередную командировку. Розовая шелковая повязка для глаз, чтобы спать в самолете, увлажнитель для воздуха, защищающий от сухости в салоне, и пара толстых носков, заменяющих тапочки, помогали ей путешествовать с комфортом.
И лишь когда перед ней раскрылись прозрачные двойные двери аэропорта и она ступила на «ничейную полосу» — международный терминал, за которым начиналась земля ее предков, — чувства снова вернулись к ней, и Иззи со всей отчетливостью осознала, что прилетела сюда не в командировку и даже не в отпуск. Она здесь, потому что с бабушкой случилась беда. Бабушка умирает.
И там, в огромном холле, по которому словно муравьи сновали взволнованные толпы пассажиров, Иззи Силвер, толкавшая перед собой тележку с багажом, вдруг замерла, закрыла лицо руками и горько зарыдала.
В ста милях от нее Аннелизе, сидя у постели тети, тихой, беспомощной скороговоркой рассказывала о том, что ее терзало:
— Словно во мне вдруг открылась огромная черная дыра, я хочу заплакать, а слез нет, — шептала она, хотя понижать голос не было никакой необходимости: в переполненной общей палате, куда утром перевели Лили, было очень шумно.