Уроки счастья от тех, кто умеет жить несмотря ни на что
Шрифт:
Но зимой 1892 года судьба словно вдруг решила, что жизнь Хелен слишком счастливая для слепого и глухого ребенка, и показала ей, как жестоки и несправедливы могут быть люди.
Дело в том, что Хелен написала рассказ. Анна в то время читала ей много книг, и в какой-то момент у нее появилось страстное желание воплотить свое воображение в словах, написать связный текст о том, что ее интересует. Она не привыкла откладывать дела в долгий ящик, поэтому тут же села и записала мысли, теснившиеся у нее в голове. Вечером Анна прочла этот рассказ ее родителям, и те пришли в полный восторг от его яркости и оригинальности. Хелен сказала, что написала его для доктора Ананьоса, директора Школы Перкинса для слепых в Бостоне, и этот рассказ под названием «Король Мороз»
Что тут началось! Хелен таскали на допросы, словно она совершила какое-то серьезное преступление. Требовали, чтобы она сказала, что помнит рассказ «Морозные феи», добивались у нее и Анны Салливан признания, что они специально сплагиатили чужое произведение, чтобы подольститься к доктору Ананьосу. После долгого и тщательного расследования, проведенного Александром Беллом, выяснилось, что когда Хелен было восемь лет, какая-то знакомая прочитала ей этот рассказ в числе других. Видимо ее уникальная память сохранила его далеко в запасниках мозга, а потом вытащила наружу, когда понадобилось подобрать подходящие красивые описания. Сама Хелен так и не вспомнила, что ей тогда читали, но поверила на слово, потому что это было единственное более-менее реальное объяснение случившейся с ней странной истории.
В конце концов все успокоилось, больше эту тему никто не поднимал, но Хелен с тех пор ничего не писала. То есть, она, конечно, писала письма, сочинения, а позже и публицистику, но сочинять художественные истории перестала, потому что каждый раз, как пыталась за них взяться, возвращались болезненные детские воспоминания, связанные с «Королем Морозом». Анна Салливан пыталась излечить ее от страха перед сочинительством, ведь она знала, что Хелен с ее живым воображением и чувством слова подает большие надежды и может стать настоящей писательницей, но все было бесполезно. После ее уговоров та написала короткий очерк о своей жизни для детского журнала, но к художественной прозе больше не возвращалась никогда.
Надо сказать, что почти все друзья ее все это ужасное время поддерживали, кроме того человека, в подарок которому она и написала тот злосчастный рассказ – доктора Ананьоса. Он то поддерживал ее, то обливал презрением и в итоге заставил полностью разочароваться в нем. В чем было дело, какие подковерные интриги заставили поднять такой шум вокруг любительского рассказала слепой десятилетней девочки и два года проводить расследование, Хелен так никогда и не узнала.
Многим кажется странным, что я могла быть потрясена красотами Ниагары. Они всегда интересуются: «Что для вас значат эти красоты? Вы же не можете видеть волны, накатывающиеся на берег, или слышать их рокот. Что же дают они вам?» Самый простой и очевидный ответ – все. Я не могу постичь их или дать им определение, так же как не могу постичь или дать определение любви, религии, добродетели.
Летом 1893 года Анна Салливан, не перестающая развивать ум и кругозор Хелен, повезла ее в Вашингтон на инаугурацию президента Кливленда. Кроме того, они съездили на Ниагару и посетили Всемирную выставку, куда их сопровождал сам Александр Белл. Для Хелен это было сродни кругосветному путешествию – на выставке она поднялась на корабль викингов, потрогала статуи Шивы и макеты пирамид, а потом ей даже дали подержать алмаз, стоивший сто тысяч долларов. Как она сама шутила, ей удалось пощупать все, кроме египетских мумий, к которым она опасалась притрагиваться. Разумеется, все это стало возможным благодаря авторитету Белла, принимавшего участие в ее судьбе и ощущавшего необходимость как-то помочь ей забыть недавнюю неприятную историю с рассказом.
После возвращения с выставки Хелен с новыми силами взялась за учебу. Она чувствовала себя уже достаточно взрослой и достаточно образованной, чтобы начать получать систематическое образование, поэтому через год родители согласились отправить ее в нью-йоркскую школу для глухих, где она изучала математику, географию, французский и немецкий. Ну, и к тому же, там детей готовили к самостоятельной жизни и много времени уделяли совершенствованию речи и чтению по губам, касаясь их рукой.
Через два года Хелен смогла поступить в Кембриджскую школу для молодых леди в штате Массачусетс, чтобы подготовиться к поступлению в колледж Рэдклифф. Метила она высоко – Рэдклифф был, наверное, самым престижным женским высшим учебным заведением в США и к тому же был дочерним колледжем Гарварда, то есть экзамены там были такие же, как у мужчин. Туда было нелегко поступить и еще сложнее было там учиться, но Хелен горела желанием доказать всем, что она ничем не уступает людям со слухом и зрением.
Но уже в Кембриджской школе она поняла, как нелегко ей придется. Тамошние учителя никогда не работали со слепыми и глухими и не обладали необходимыми навыками. Да и учебников для слепых по нужным ей дисциплинам практически не существовало. К счастью, у Хелен были друзья, заказавшие для нее учебники, ну, и, конечно, верная Анна Салливан, которая терпеливо сидела с ней на лекциях и переводила на язык глухих все, что говорили преподаватели. Помогало и то, что по английскому языку, литературе, истории, немецкому, латыни и французскому знания Хелен были достаточно глубокими, чтобы она первый год обходилась без учебников.
Зато приходилось читать много программной литературы, и тут опять было не обойтись без помощи Анны, ведь не все книги можно найти в варианте для слепых. Так они вдвоем прочитали за этот год Шиллера, Гейне, Лессинга и Гете на немецком, «Записки о Галльской войне» Цезаря, «Как вам это понравится?» Шекспира, «Речь о примирении с Америкой» Берка, «Жизнь Самуэля Джонсона» Маколея и многое другое. Причем Хелен не просто читала, она анализировала, размышляла и уже тогда задумывалась не только о себе, но и о судьбах людей, общественном устройстве и о том, как можно сделать мир лучше. Можно сказать, что именно тогда закладывалась основа ее будущей общественной деятельности. Ну, а в то же время она оставалась просто девушкой, которая очень радовалась тому, что наконец-то может общаться с ровесницами, жить, учиться и веселиться, не чувствуя себя ущербной.
Я принимала участие в общих играх, открыв для себя и для них, что слепой тоже может резвиться и дурачиться на снегу. Я ходила с ними на прогулки, мы обсуждали наши занятия и читали вслух интересные книжки, поскольку некоторые из девочек научились разговаривать со мной.
После первого года обучения Хелен сдала экзамены по немецкому, французскому, латыни и английскому, а также по греческой и римской истории. Чтобы и ей, и экзаменаторам было проще, ей разрешили пользоваться печатной машинкой, поэтому она сидела в отдельной комнате, где шум машинки никому бы не помешал. Директор школы зачитывал ей билеты с помощью ручной азбуки, потом она печатала ответ, он ей зачитывал напечатанное, и она исправляла или добавляла что-нибудь. Больше таких комфортных условий ей ни на одном экзамене не предоставлялось – почему-то все последующие экзаменаторы то ли ждали от нее подвоха, то ли просто были черствыми и равнодушными людьми, для которых правила важнее всего.
Второй год был сложнее первого – он был в основном посвящен точным наукам, к которым у Хелен не было особой склонности. А что еще хуже, по ним тоже не было учебников, а ручная азбука не всегда годилась для перевода математических символов. Тяжелее всего было с геометрией – там ей приходилось помнить наизусть не только сами теоремы, но и доказательства, потому что никаких пособий для слепых по геометрии не было. В конце концов даже железная воля Хелен не смогла справиться с непосильной нагрузкой. Она заболела, и мать забрала ее из школы (отец к тому времени уже скончался, что стало для Хелен огромной трагедией). Но от поступления в Рэдклифф она отказываться не собиралась, и следующие два года готовилась к колледжу под руководством частного преподавателя.