Уроки тьмы

Митрохина Людмила Николаевна

I

Воистину, коварно время —Снуёт, как хищник, по пятам,Ждёт старость, чтоб вцепиться в темя,Толкая в мировой бедлам.Стучат под вопль пивные кружки,Вздымаясь пеною морскойИ лопаясь воздушной стружкой…Я – пена жизни молодой.Меня сдувают равнодушноПод хохот радости шальной.Грохочет зал. И бьётся ушлоВ дверь из стекла буран слепой.Всё чушь! Пивные океаныРаскачивает мать-земля.И чей-то взгляд плывёт в тумане,Воспламеняясь и горя,И ритмы музыки фальшивойСливаются в бульварный фонИз хрипов, скрипок, вздохов лживыхПод пульс глухой, височный звон.Дым сигарет смешался с чадомКотлов бездонных, плит чумных,Горящих тушек кур и смрадаГорелых

сухарей пивных.Убойный дым сиреневым дурманомВпитался в мягкую податливую тканьИ впился в кожу блудным зудом рьяноМечтой берёзовой из чистых русских бань.Чем ближе к ночи – едкий дым ядрёней,Течёт непрошеная по щеке слеза,И соль слезы в огромных кружках тонет.В пивной опять схлестнулись свет и мгла.

II

Я в гардеробе спрятана за шторками,Здесь мой театр сброшенных теней.Гремят на стойках плечики подпорками,Ни них с улыбкой «вешаю людей».Чем только не рядится наше тело —Мехами дорогими и сукном,Плащёвками, скрывающими смелоИзлишний вес, как в зеркале кривом.Пуховиками с дутыми буграмиДля плеч ущербных, впалости груди,Телячьей кожей для девиц с губамиМолочными, с пороками «АИ».Иль в грубых, чёрных, потных и дешёвыхШуршащих курточках подвыпивших ребят,С сердцами рыцарей, с крестом или подковойИдущих в бой в чужих краях, как рать.Ряд плюшевых манто девчонок робких,Впервые дерзко поднявших бокал,С душой возвышенной, с походкою неловкой,С лицом нездешним восходящих в зал.На плечиках-скелетах тени виснут,Друг к другу прижимаясь в тесноте,И пустотелостью своею киснутСо скрипом на изогнутом гвозде.Выдавливаю каплей красной кровиКрасно-пластмассовые номерки.Мистические цифры – часть той доли,Что я вложу в ладонь чужой руки.Из-за пяти несчастных тысяч деревянныхС упорством буду вешалкой скрипеть,Сидеть, как мышь, за шторкой шоколаднойИ за тенями душ, ушедших к пиву, бдеть.

III

Да, я поэт, то звёзды знают,Бессонница да одинокий друг.Что выпало судьбою, то не тает,Хотите – вам верну, чего не ждут:Что потерял усталый бедный путник —Надежду на домашнее тепло;Что расплескал ваш долгожданный спутник —Любовь, как терпкое вино;Верну друзей, чьи души там, на небе,Счастливой памятью живых сердец;На одиночество легко наденуЛюбви земной божественный венец…Гул возбуждённых голосовПохож на крик птиц перелётных,Когда вьют гнёзда в скалах для птенцовИ стаями дерутся из-за мест отлётных.Для многих здесь оседлые места.Летит душа над городскими площадями…Кто знает, может, здесь тепло гнездаПтиц одиноких, не догнавших стаю.Под монолитом туч стальных тревожныхСредь петербургских умерших садовГудит мой бар пивной надрывно и острожно,Чем горше жизнь – пьянее песнь без слов.

IV

Мой вид – не понимаю, чем тревожит,Мне подают с поклоном мужики,На мать всех юношей, быть может, схожа.Ах, как сберечь вас, русские сынки!Мой монолог к вам прямо в сердце льётся.На чай даёте, будто на алтарьС молитвою о матери кладёте.Всё в этом мире повернётся встарь.Не ты ли, Пётр Великий Вседержавный,Гнал шведов дерзких от Невы-реки?А вот теперь, поди ж, поэтам славноДают подкорм из чаевых, с руки.И я беру, клюю, как птица, торопливо.Не стыдно – больно где-то там, в груди.Нам подают давно – страна сломилаНарод за преданность до гробовой доски.Поэт не лжёт. Он видит сквозь столетья.Ему взамен страдание дано,Чтоб озарить надеждою и светомТот мир, в котором душно и темно.

V

Я здесь за шторкой – атрибутНезыблемый и неизменно трезвый.На самом деле – я не тут:Я там, где дома дремлет кот болезный,Где муж зализывает раны,Где сын в дыму, в огне пожаров,Где прячет бытиё изъяныЗабвением больных кошмаров.Мне чудится в глухом похмелье,Что стены каменных домовВсе из стекла – и там весельеГлухое, с рыком и без слов.Я вижу зев гнилых подвалов —Приюта крыс и нищеты,Собак с бомжами, спящих парой,Под дрожью век – бег их мечты.Лишь кое-где горит лучинкаЗаблудшей Музы городской.Свет радостный летит пушинкойВо млечность новою звездой.Пора, пора спускаться с крыши…Мой гардероб трещит по швам,Атлантом держит меховую нишуСкладских работников, субтильных дам.Тепло людское быстротечно.Не растопить им лёд сердечный.Ужель мне здесь, за шторкой гардероба,Греть души вешалкам до гроба?

VII

Там, за входной стеклянной затемнённой дверью,Бьют светом фары мчащихся авто.Бульвар в ночи мигает блудной тенью.Вдоль трассы строй из «плечиков» в манто.Не доходя Гороховой, вдоль силуэта сада,Под жёлтым оком скривленной луны —Бессмертный строй почасовой услады —Любви в авто под стон дешевизны.Ладошкой правой, как крылом помятым,Сигналят робко взвизгнувшим авто.Дрожа от холода, молясь в душе невнятноВ живых остаться, при деньгах, в пальто.Машины с окнами чернее ночиПолзут безмолвно у руки,Бесстыдно фарой жертву точат,Распахивая двери тьмы…

VIII

Ах, русский бизнес,Вывернутый наизнанку, —Кино немое в четырёх пространствах;На дисках джаз, заезженное меломанство;В банкетных залах грохот караоке,Вопят под шлягер гости (ночью коки);В местах интимных громогласно крутят сказки,Чтоб заглушить природный зов под ласки;Скамья прибитая, тяжёлый стол крестьянский,Чеканка рыцарская, трубное убранство;Меню – счёт электронный – гардероб,Чтоб деньги, не считая, вынуть смог.Ну, а наёмным – поварам и потным поварёнкам,Охране юной и официанткам тонким,Начальству мелкому, кассиршам неподвижным —По клетке, метру и по стойке смирно,Вдоль стен, на корточках, чтоб не было обидно,Обед в пределах сметы сварят(А молодость и гвозди переварит).Две стойки, жар аппаратуры,Скрипучих вешалок до дури,На стуле шкурок девять.Шаг на три – гардероб измерить!Здесь правит бал доход, оплатаИ штраф – бич бедности проклятой.Я часть того, что строят на века —Кирпич для индустрии пьянства.Россия – колосс страшного грехаНа выжженном вандалами пространстве.

IX

Отборный мат с отборным пивомКрестовым маршем бороздят миры,Сжигая души, города и нивы,Кресты втыкают в мякоти земли.Мой дом – отборная чужая крепость.Там дух тлетворный перегаром бдит.Уж сколько лет он углубляет пропастьСемейных сфер межкомнатных орбит.Не заживает родовая рана.Распад смердит из всех щелей.Без боли – просыпаться странно,Без слёз – не прилетит Морфей.Ах, сердце бедное, морщиныИзбороздили глади мышц.Качай, родное, грех змеиный,Стучи, «пожарный молот», в тишь!

X

Когда тебя покроет времяЗаиндевелой белизной,Навалится одеждой бремяИ невозвратность за спиной,Когда подслеповатым взоромОтыщешь груду номерков,Познаешь высь и глубь позора,Материю души, как Бог,Когда вершин достигнешь строгихСквозь свет, немую черноту,Жалея скудных и убогих,Приемлешь с трепетом судьбу,Когда тебе цены не будет —Тебя сотрёт с земли толпаИз мышц стальных, грудей упругих,Безликих ликов в море зла.

XI

В пивной, почти родной, я встречу Год СобакиПод рёв толпы восторженной, без драки.Единым духом полнится пивная,Когда футбол – трясутся стены рая.Как быстро русский раскрывает душуПосле того, что за столом осушит!А что до комариных отношенийИнтеллигентов вне колен и поколений,До их пиявочных присосочных лобзаний,Пусть катятся в болото без терзаний.Ни правды в лоб, ни острой кривды,Всё обтекаемо и нестерпимо стыдно.На дне признаний пьяных и сужденийТы сам – дерьмо, а завтра – гений.Мне легче с ними в миллионы разСредь дыма, крика, утонувших фраз.Шум голосов растущий возбуждает.Мой мозг картинами безумными пылает:Вот скинула груз драм, долгов и гнёта,Лечу над прахом птицею залётной,В свинец сжимаю кулаки и скулы,Крушу уродство жизни опостылой…Но в тишине остывших чадных заловПроходит пыл, как жар печей усталых.