Уроки тьмы
Шрифт:
«Господи! – подумала она. – Помоги ей выжить и найти опору!»
На следующий день Мила узнала, что собаку называли Эльзой. Настоящего имени никто не знал. Она появилась на территории санатория около года назад и постоянно выбирала по своей интуиции мужчину, чтобы сопровождать его по всем предписанным процедурам и прогулкам. Местные говорили, что год назад приезжего хозяина, интеллигентного старичка, увезли в больницу. Так собака и осталась одна. А мальчишки до сих пор помнили, какими золотыми медалями была увешана собачья шея.
К её судьбе не все были равнодушны. Королевская колли была единственной породистой и беспризорной собакой в стае дворовых хозяйских псов, сбегавшихся, как по звонку, к корпусам санатория
На следующий день колли не появилась, и Мила с огорчением узнала, что мужчина, которого она сопровождала, уехал. «Не взял, – подумала она, – а собака надеялась… Теперь страдает где-нибудь в укромном месте». Через пару дней, выйдя после завтрака из корпуса, она увидела колли, сидящую вдали от стаи дворовых псов, которые на лету хватали куски еды, жадно лязгая зубами. Долетавшие до неё куски она подбирала с земли не торопясь. Из рук брала только от избранных. Если к ней подходил человек, который ей не нравился, она сразу отходила в сторону. Рядом с собаками, чуть поодаль, крутилось множество котов и кошек с котятами. Все уживались на время получения корма, как дикие звери в жаркие сухие дни во время священного водопоя.
Главное, – давала Мила себе установку, – не приручать, не кормить (слава богу, есть кому подать), не ласкать, – одним словом, не давать надежды. Сейчас холодный март, скоро весна, а там и лето не за горами. Продержится до тепла, а там, глядишь, кто и возьмёт. Уж больно хороша, деликатна и умна, хотя не для всех эти качества являются преимуществом. В моду стали входить собаки без интеллекта, с тупой агрессией, со взбитыми каменными мышцами, с мёртвой хваткой акульих челюстей, подозрительных ко всем живым существам и униженных страхом перед властью хозяина.
Мила с нетерпением ожидала, когда колли выберет себе мужчину для сопровождения, чтобы вновь исполнять свой долг, живя иллюзиями короткого призрачного собачьего счастья. Правда, её не покидало чувство, что колли ведёт за ней дистанционное наблюдение. Она упорно делала вид, что этого не замечает.
Именно здесь, в Старой Руссе, первый раз в жизни на её глазах происходила великая метаморфоза природы – перерождение дряхлеющей зимы в чудодейственную весну. Старинный парк из породистых могучих деревьев с маленькими березовыми чащами, прозрачными, как плетёные кружева, на фоне голубого неба, дышал миллиардами набухающих почек, к которым стремилась жизнь по кровеносным артериям стволов и ветвей из земли, обласканной тёплыми лучами ослепительного солнца. На проступающей чёрной бархатной земле живописными белыми узорами сверкали заснеженные ледяные проталины. Вороны с учёным видом важно изучали чёрные островки растаявшей земли, выклёвывая живой корм. Щебет птиц, переживших зиму, становился с каждым днём сильнее и радостнее. Ночи сверкали звёздами и лунным светом, который, казалось, проникал сквозь шторы и стены, завораживая и тревожа душу. По утрам парк сверкал и искрился божественным инеем до появления полуденного солнца на безоблачном бирюзовом небе. На оголённых ветвях мощных деревьев под густою небесной синевой качались тёмными шарами многочисленные опустевшие гнёзда. «Почему их так много?» – недоумевала Мила.
И вот в один из дней она неожиданно услышала громкие разноголосые крики огромной стаи птиц. Они затмили собою всё небо. Как по команде, стая чёрных птиц то взлетала, то опускалась на ветви деревьев, перелетая с дерева на дерево. Через некоторое время к первой стае присоединилось ещё несколько. Затем птицы стали рассредоточиваться по всем гнёздам, крича, порхая, радуясь, скандаля и дерясь за гнёзда. Это были перелётные грачи. Восторг от увиденного застыл солёным комом в горле у Милы. Хрестоматийная картина Саврасова «Грачи прилетели» ожила на глазах.
Волнение от происходящего в природе и пронзительный лунный свет не давали ей спать в эту ночь. Она подошла к окну, очарованная серебристым неземным светом. Взгляд упал на землю, и она вмиг похолодела. Там на снегу под горящим фонарём сидела колли, неотрывно смотря на её окно. Мир потускнел. Всепоглощающая жалость стала разливаться по её телу, вонзая острые стрелы в ноющее сердце. Страшное одиночество живой души, окружённое застывшим молчанием ночных звёзд, обдало ледяным дыханием. Ей стало стыдно за своё тепло, сытость и защищённость. «Всё, – сказала она себе, – я пропала, все выстроенные преграды и уловки рухнули, как карточный домик».
Утром перед завтраком она, как обычно, вышла, чтобы пойти в павильон выпить минеральной воды. Колли уже ждала её у входа. Как ни в чём не бывало, она засеменила рядом, вошла с ней в застеклённый павильон, уставленный редкими декоративными цветами и растениями, дождалась, когда она осушит стакан, и повела её из павильона. Идя впереди, колли постоянно косила взгляд в её сторону, предлагая следовать за ней. Проходя заледеневшие за ночь лужи, она разбивала их лапой и пила из них воду. Мила, как привязанная, ходила по её тропам с засохшими серо-бурыми волнообразными камышами, по живописным перелескам вдоль минерального озера со старыми сгнившими мостками, ощущая морозную свежесть, утреннюю тишину и первобытный покой. Им было хорошо вместе. Мила говорила с ней обо всём. Сказала собаке, что она – Руса, и это имя ей к лицу. Руса сразу же стала откликаться на своё имя. Будто по часам, Руса привела её на завтрак, по-деловому устроившись недалеко от корпуса.
Итак, началась ревностная собачья преданная служба и её разрастающаяся с каждым часом радость от соприкосновения с этим удивительным, трепетным, добрым и умным существом. Руса обходилась без лая. Она легко передавала свои мысли и настроение выразительностью глаз, походкой, поворотом головы, позой или кончиком чуткого лисьего хвоста. Врождённой пластикой, как балерина, она грациозно доносила до неё всю минорно-мажорную гамму чувств, живущую в ней. Руса была наделена очаровательной женственной походкой. Поигрывая бёдрами, на стройных высоких лапах, покачивая в такт великолепным рыжим хвостом с кокетливым белым окрасом на кончике, она притягивала все взгляды, как людей, так и собак. Мощная шея, обрамлённая густой белой манишкой, удлинённая аристократическая морда с выразительными глазами, породистые приопущенные небольшие мягкие ушки, сдержанная манера поведения – внушали уважение и интерес.
С каким поистине царским великодушием она относилась к маленьким дворовым псам и кошкам, оставляя для них кусочки еды и деликатно отходя в сторону, замечая их настороженность! Как гордо и независимо она держалась перед крупными собаками, которые старались её обходить стороной! «Неспроста», – подумала Мила. Такое отношение к себе можно завоевать только в борьбе. Когда однажды к ней со всего разбега подлетел огромный молодой пёс, Мила увидела, как Руса молча, не рыча и не отступая, по-волчьи оскалила все зубы.
Оскал она держала до тех пор, пока он не увидел его и не отпрыгнул назад. Такого звериного оскала у собак она не видела прежде. Ей стало легче на душе. Это тоже помогает выживать Русе.
В скором времени они стали почти неразлучны. Лишь на ночь и дневной сон расставались. Медицинский персонал санатория был удивлён тем, что Руса впервые выбрала для сопровождения женщину. Так как ночи стояли морозные, Мила с дежурными медсёстрами после ухода начальства запускали Русу в холл, пряча её под столом, откуда она не выходила и лежала неподвижно, наслаждаясь теплом. На прогулках Руса не желала, чтобы её гладили отдыхающие. Молча терпела ласку короткое время, а потом чуть-чуть оскаливалась, давая понять, что ей это неприятно. Мила понимала и просила людей отойти.