Уровень Альфа
Шрифт:
– Ну вот, видишь! – обрадовался Дима. – Уже что-то особенное нашли.
Дюшка скосил глаза и посмотрел на Диму с большим сомнением: не может быть, чтобы ангелы выделили его из всех только потому, что он отлично хрюкает!
– Еще у меня художественные способности есть, – продолжил Дюшка. – Рисую я неплохо, а больше люблю с камнями возиться. Мозаику сделал нехилую такую, в доме у Славика. То есть у деда. Ничего себе получилось. Все, кто видел, сказали, что для моего возраста такая работа – просто супер… Может быть, во мне зреет большой талант и со временем я стану знаменитым художником или скульптором?
Дима абсолютно серьезно кивнул:
– Да, художественные задатки у тебя тоже есть. И ты вполне можешь со временем стать превосходным художником и дизайнером, это точно. Но я имел в виду кое-что другое. Как ты думаешь, что?
В глазах ангела опять мелькнули чертики.
– Не знаю, – буркнул Дюшка. – Ничего во мне больше особенного нету.
– Прямо совсем никаких положительных качеств?
– Нет.
– То есть ты не добрый…
Дюшка вспомнил, как его сестренки-близняшки с визгом таскали друг друга за косы, а он сидел, зажав уши руками, а потом стал лупить их обеих подушкой и орать всякие глупости. Он всерьез тогда мечтал о том, чтобы эти дурынды выдрали друг дружке все косы насмерть, и тогда он останется у родителей один, и никто никогда не будет ему мешать и…
– Нет, я не добрый, – сказал Дюшка, стряхивая с себя неприятное воспоминание. – Я точно не добрый.
– Но зато ты честный, – тут же продолжил Дима. – Если уж «точно не добрый», но можешь честно признаться в своих недостатках…
На этот раз перед Дюшкиным внутренним взором возник целый калейдоскоп ситуаций, в которых он проявлял себя как раз с противоположной стороны. В центре калейдоскопа сидел его папа, склонившийся над тарелкой с зеленой соплей. Видение отца было столь явным, что Дюшку даже пот прошиб. Он вскочил с травы. Теперь они с Димой стояли напротив друг друга: красавец-ангел и маленький раскрасневшийся полноватый парень с нелепо взъерошенными волосами.
– Я никакой не честный! Я не умею ни в чем признаваться! Я не добрый, не умный, не смелый и никакой не честный! Я вообще просто… просто тряпка, вот!
Дюшка выкрикнул все это на одном дыхании, опустился на траву и добавил:
– На фига вы меня спасали? Только мучить дальше, да?
– У тебя пока все?
– Все!
Дима сел рядом. Утки уплыли, туман почти рассеялся.
– Назови мне ситуацию, когда ты вел себя как тряпка.
– Да полно таких. Не хочу я об этом говорить вообще…
– Тем не менее… Одну.
– Ну, любую можно. Ну, хотя бы взять тот день, когда Бес вытащил из меня датчики. То есть Ризи в смысле…
– Отлично, тридцатого декабря двести пятьдесят пятого года по стандартному мутантскому календарю. И что там ты делал не так?
Дюшка задумался:
– Все не так. Решил убежать на этот реактор, как дурак. Разве мне было туда добраться? Через полпланеты, без денег, с датчиками, да еще ангелы за мной следили. Следили же?
Дима кивнул, но тут же возразил:
– Согласен, план побега у тебя был просто никакой. Но разве то, что ты решился на такой шаг, характеризует тебя как тряпку? По-моему, как раз наоборот.
– Но это же я от отчаяния решился!
– Но решился же!
На это Дюшке возразить было нечего. Дима внимательно смотрел на своего гостя. Теперь ангел не сидел, а валялся на траве, на боку, опираясь на локоть и лениво жуя травинку.
– Я крови боюсь. И боли тоже. Очень боюсь, правда. Прямо до потери сознания. Разве смелые люди боятся порезаться или поцарапаться? Когда Ризи вытаскивал из меня первый датчик, я сам не знаю, как не упал в обморок. Просто чудом.
– Но ведь не упал же!
– У меня тогда стресс был. А если бы то же самое просто так, то я бы точно не выдержал.
– Хорошо, давай проверим.
Не меняя позы и даже не выпуская изо рта травинку, Дима вдруг вытащил из кармана нож и легким движением руки полоснул лезвием по своей другой руке сверху вниз. С внешней стороны, от кисти к локтю. Дюшка от неожиданности ойкнул и отпрянул. Как будто это была его рука, а не Димина!
– Ну что? Кажется, с твоим сознанием все в полном порядке, без потерь, – заметил Дима. – Не так уж пугает тебя вид крови.
Дюшка молчал. Ему было не по себе.
– Нет, ты же вполне, оказывается, можешь смотреть на кровь. Можешь?
– Могу, – выдавил Дюшка, – но…
– «Могу», на этом и остановимся, – перебил его Дима. – Поехали проверять дальше. Так ли уж ты боишься боли. Давай теперь твою руку.
Дюшка побледнел. Дима валялся на траве в прежней небрежной позе с травинкой во рту и рукой, по которой бежал на землю красный ручеек.
– Ну просто протяни мне свою руку, – спокойно повторил Дима. – Я понимаю, что ты, возможно, боишься боли. Но ведь просто протянуть вперед руку – это же не больно?
Дюшка механически протянул вперед правую руку. Это движение было почти бессознательное, и оно Дюшкиного ангела не устраивало.
– Закатай рукав.
Дима вышел гулять в сорочке с коротким рукавом, а на Клюшкине была та же зимняя одежда, в которой он совсем недавно торчал на даче у Майкла. Дюшка убрал руку обратно. По его животу гулял вверх-вниз большой холодный шар. Во рту стало одновременно очень сухо и очень мокро.
– Просто закатать рукав – это ведь тоже не больно? – резонно заметил Дима.
Дюшка сдвинул манжет на широкой резинке ближе к локтю.
– Теперь еще раз протяни руку.
Дюшка не мог этого сделать. Он облизал пересохшие губы и увидел, что краски вокруг неторопливо теряют свою яркость. Дима поднял нож и демонстративно забросил его далеко в пруд. Вытащил изо рта травинку, снисходительно улыбнулся уголком рта:
– Просто протяни мне руку.
Теперь, когда в руках Димы была безобидная травинка, Дюшка молча протянул ему свою руку. При этом он чувствовал себя полным ничтожеством, просто полнейшим. Нюней, тряпкой и размазней. Вот если бы он совершил это простое движение тремя секундами раньше – это был бы поступок. А так…