Уровень: Магия
Шрифт:
— Ну, что-то вроде того.
И они рассмеялись обе.
— Я позвоню тебе.
— Обязательно.
К вечеру непогода разбушевалась, и крутившиеся в небе тучи, словно собирающиеся у лагеря противника вражеские войска, неожиданно атаковали: на город хлынул ливень. Зашумело на улице, затрепыхался тонкий тюль; влетевший через балконную дверь сквозняк заставил покачнуться негибкую Пхеллу вместе с горшком.
Марика подошла к балкону, какое-то время стояла и смотрела, как отскакивают от гладких перил капли, как намокают покрытые мрамором
В этот момент прозвенел звонок. Стационарный телефон редко подавал голос, но все еще стоял, почти неиспользуемый, на задвинутой в самый угол коридорной тумбе.
— Алло?
Ее голос, наверное, казался удивленным, ведь Ричард всегда звонил на мобильный, тогда кто мог позвонить на этот аппарат?
— Мисс Леви? Это вахтер с первого этажа, Дон Джонсон.
Мелькнувшее чувство облегчения сменилось ровным вниманием.
— Здравствуйте, Дон.
— Простите, что беспокою так поздно, но вам тут принесли посылку, и я подумал, вы захотите забрать. Не стал ждать утра.
— Конечно. Сейчас спущусь и заберу.
— Наденьте носки, если будете в тапочках. Здесь сквозит, — пожилой голос добродушно рассмеялся. Вахтеру хотелось пообщаться, поболтать, почувствовать себя в этот дождливый вечер хоть немного нужным.
— Спасибо, мистер Джонсон. Так и поступлю.
По коридору, сгорая от любопытства, Марика действительно шагала в обутых на толстые носки тапочках.
Коробка оказалась легкой, почти невесомой — трудно было предположить, что помимо собственно картона в ней находится что-то еще. Записка? Открытка? Счет? Но счета не перевязывают упаковочной бумагой и бежевой лентой.
Значит, подарок.
Марика снимала бумагу медленно, осторожно, параллельно раздумывая, кто мог его отправить: Ричард бы точно подписался, этот франт не упустит шанса подписать все, до чего дотянется рука. Он бы подписал каждый отпечаток собственных подошв, если бы мог и если бы это имело смысл, и, значит, это не он.
Ни почтового кода, ни имени отправителя, ни места отправления. Как странно…
Соскользнула ласково и неслышно, как платье с бархатной женской кожи, дорогая бумага; лента лежала чуть поодаль. Вот и все — настал момент «икс».
Свечение она увидела еще до того, как распахнула створки упаковки, и почти сразу же перестала дышать; пальцы же напротив задвигались быстрее. На ее памяти лишь один объект, точнее, совокупность нескольких объектов, испускала подобный свет — нежный и золотистый, ни с чем несравнимый. Золотой Лес.
И точно, в коробке лежал покрытый тонкими жилками, словно вырезанный из золотой пергаментной бумаги, листок. Тот самый золотой листок с одного из тех самых деревьев — она часто видела их во снах…
— Майкл… — прошептала Марика потрясенно, на этот раз совершенно уверенная в имени отправителя.
Тонкий стебелек, зажатый между большим и указательным пальцами, медленно вращался, а вокруг, на бумагу, ленту и стол, лился неровный желтый свет.
— Значит, ты помнишь, да? — Какой он сухой, но живой на ощупь, какой приятный — Марика коснулась листика подушечкой пальца. — Значит, ты думаешь обо мне… А я о тебе тоже, ты знаешь об этом?
Он редко приходил сюда, еще реже позволял себе стоять здесь и уж точно никогда раньше не касался ладонью Пилона.
Над головой сияли звезды; деревья притихли — ни шороха, ни звука.
Сердце Магии. Он один знал, что этот странный столб есть сердце самого загадочного в мире Уровня.
Темнел над головой небосвод, солнце давно скрылось за горами, похолодало. Неторопливо выползла из своего убежища наблюдательная луна и теперь медленно ползла, перечеркнутая темными силуэтами веток, куда-то к западу.
Майкл прислушался: тихо. Старинный камень холодил ладонь, колол ее шероховатостями, оставлял на подушечках серую, почти невидимую, словно пыльца, пыль.
— Пилон… — Он никогда раньше не позволял обратиться к нему напрямую, и он был единственным человеком, кто знал: никакие семечки не нужны. Это антураж, бутафория. Магия всегда слышит, без исключения, и для этого не нужно приходить на поляну, не нужно закапывать что бы то ни было, но ритуал есть ритуал, он вносит значимость, подчеркивает важность и является знаком уважения от просящего. — Помоги ей вернуться сюда. Если она, конечно, сама того хочет. Я…
Он запнулся и не смог сразу продолжить — не нарушает ли он чужую волю? — затем собрался и договорил:
— Я был бы рад. Да.
Отнял ладонь, опустил руку, посмотрел вдаль. Имеют ли значения его слова? Его просьбы? Его позывы? Повлияет ли это на судьбу? И вздрогнул, когда сзади раздался хриплый звук, похожий на обычное кошачье «мяу».
Резко обернулся и увидел сидящего в метре от себя сервала. Усмехнулся, понял, что все-таки успел напугаться, и покачал головой.
— Что? Ты тоже был бы рад, если бы она вернулась?
Арви, освещаемый лунным светом и оттого казавшийся серебристым, кивнул.
Майк улыбнулся: все никак не мог привыкнуть к странной особенности животного кивать, как человек.
— Тогда и ты проси.
Он сказал просто так, не думал, что кот попросит, но через секунду раздалось второе «мяу», на этот раз тоскливое и протяжное.
Засыпая, Марика смотрела на лежащий на тумбочке лист. С ним был не нужен ни ночник, ни прикроватная лампа: мягкий свет струился то ровно, то чуть колыхался волнами, то начинал заворачиваться в спирали. Если столько света дает один лист, то как же сильно, должно быть, светится ночью весь Золотой лес? Наверное, там не бывает ночи, там всегда, как днем, всегда тепло и уютно.