Уровень ненависти: Сосед
Шрифт:
Палочка из черной пачки показала две полоски и я ахнула.
— Что? Катя, мне уже можно войти? — донесся голос, а следом, не дожидаясь ответа, сократил свободные квадратные метры ванной Андрей.
— Две?
— Две. Из черной коробки, — сама не знаю, зачем уточнила я.
— Почему из черной? — удивился любимый. — В черных обычно на наркотики. Ты что-то употребляла?
— Нет, конечно! — возмутилась я. Придумал тоже, разборки в такой момент.
— Так и есть, смотри, — Андрей продемонстрировал мне коробку, где белым по черному было написано про тест на марихуану. — Две полоски — это все отлично, никаких гадостей не обнаружено.
Мы выдохнули. Засмеялись как ненормальные.
— Видимо, фармацев подсунула не ту пачку. Мы в такой панике покупали эти тесты, — озвучила я вслух и так понятное всем присутствующим.
— А на остальных по одной полоске, значит, ты не беременна.
А голос-то какой потерянный. Настроился уже, видимо. А я, признаюсь, вздохнула с облегчением. Не была готова. Вот ни капельки.
Или была?
— Хорошо нас разыграли старшие. Я ведь реально поверила, что беременна.
— И я.
Мы вышли из санузла и, не сговариваясь, пошли на кухню. Я машинально заварила чай, достала приборы, мед, шоколадку, от которой отъела один-единственный кусочек и забыла про нее. А теперь вдруг вспомнилось. Словно нужно было заесть сладким разочарование.
Разочарование?
Катя, ты это серьезно?
Посмотрела на примолкшего Андрея. Он расстроился и даже не особо-то скрывал, хотя обычно вел себя как альфа-самец. Все под контролем. Я властелин эмоций и повелитель юных дев.
Надо же.
— Слушай, я тут подумала, — нерешительно произнесла, присаживаясь рядом.
— О чем? — Он поднял на меня чуть апатичный взгляд. Встряхнул головой, избавляясь от нетипичного состояния. Притянул к себе на колени, распустил волосы, массируя их у начала роста. — Так о чем думает моя любовь?
— Я думаю, что ты хочешь ребенка.
— Ну, меня не пугает эта мысль. В отличие от тебя, — проявил он наблюдательность.
— Но ты хочешь, — настаивала на внятном ответе.
— Да. Хочу.
— И я тоже хочу. Кажется, — пробормотала неуверенно.
— Катя, когда кажется, креститься надо. Или да или нет, — потребовал и он ответа на самый важный из возможных ответ.
— Да, — выдохнула, глядя ему в глаза. — Мы ведь успеем построить дом и привести в порядок территорию, как сказала твоя мама?
— Катеночек, милая моя, любимая и родная, мы все успеем. Только вот, давай не будем вспоминать о моей матери в такой ответственный момент!
— Какой такой ответственный момент? Мы обсуждаем, чтобы как взрослые и разумные люди принять решение. Быть родителем — это ведь не так просто, как может показаться…
— Все решения приняты. Пора перейти к реализации, — напрочь отказался обсуждать любые вопросы Андрей. — И не спорь со мной!
Я посмотрела на этого командира. Ну до чего нахал! Самоуверенный, наглый тип! Сосед с перфоратором и восхитительно-сексуальным телом. С моей любимой татуировочкой, которую так интересно обводить пальцем, когда думаешь. Умный и чуткий руководитель. Заботливый мужчина. Моя мужчина. Любимый. Самый лучший!
— Не обещаю, что буду паинькой, — игриво поглядывая на него, заявила я.
— Будь собой. Я тебя такой люблю, настоящей, — прошептал он в мои губы, прежде, чем поцеловать.
Десять лет спустя
— Бабуля, ну скажи, — канючила я.
— Катя, уймись. Ты знаешь, где я работала, у меня подписка о неразглашении.
— Но она уже давно закончилась! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Тебе эта информация ни к чему. Золя к тебе уже привыкла, не обижает, даже рада, что у ее сына такая замечательная жена. А уж после рождения внуков, так и вообще готова тебя на руках носить. Особенно за то, что ты ей их не навязываешь, — расхохоталась бабуля.
— Интересно. Я клянусь, что никому! Ни единым словечечком.
Мы сидели на кухне в нашем с Андреем доме и пили чай, пока остальные дрыхли. Я бы, признаюсь, выпила чего покрепче, так как в честь первого юбилея нашего младшего сына, Артема, съехалась вся семья. Еще и с ночевкой. В том числе мои «любимые» свекры. Нет, бабуля, конечно, права, меня давно никто не обижал, да и я могла запросто ответить что-нибудь едкое, если кое-кто перегнет палку, но Изольда Викторовна — это Изольда Викторовна. С ней всегда сложно.
— Мы на пару-тройку дней, — заявила она вместо приветствия, выпорхнув из машины вчера вечером. — Не будем никого стеснять, разместимся в сиреневой гостевой.
— К сожалению, она занята, — с улыбкой произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал без злорадства. — Бабушка уже приехала, тоже пожелала разместиться именно там. Но вы можете поменяться, если договоритесь!
— Ясно. Плохо же ты заботишься о гостях, Катенька. Знаешь ведь, как мне нравится эта комната.
— Бабушке она тоже нравится. Так что я вынуждена заселять вас в порядке живой очереди! — Я развела руками, мол, простите, ничего иного не придумала.
Свекровь прошла в дом, словно он принадлежит ей вместе с обстановкой и всеми обитателями, но я лишь посмеивалась тихонько. С ней по-другому никак. Изольда Викторовна даже при общении со внуками держала себя в руках. Если бы я как-то не зашла случайно в детскую, никогда бы не поверила, что она может скинуть туфли, в которых ходила по дому, как актеры в американских фильмах, и сидеть играть с детьми в обычные, не нудные, не развивающие, не логичные, продуманные, рекомендованные психологами детские игры. И даже изображать паровозика или человека-паука!